Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

Закончив писать письмо лорду Пальмерстону, он взял одну из толстых книг про обезьян, которые получил из Лондона от одного из своих знакомых книгопродавцов, и прочитал, как кормить обезьян. Спустя час пришла Кэтрин, позвала обедать. Кавалер отдал распоряжение, как получше покормить макаку. Дать ей чашку риса и чашку молока, разбавленного водой и подслащенного сахаром, со знанием дела распорядился он.

Днем он опять спустился в кладовую, чтобы посмотреть, что там поделывает его новое приобретение. Большой угол около окошка был очищен от всякого хлама, там же брошен тюфячок, а две чашки для еды оказались пустыми. Обезьянка кинулась к Кавалеру, но ей мешала цепочка. «Я же приказал привязывать ее за веревку, — подумал Кавалер. — Веревки будет вполне достаточно, не отвяжется».

Обезьянка затрясла, зазвякала цепочкой и принялась вопить: «Ву-ву-ву-ву!» — и так выла и кричала минут десять, наконец, не выдержав, улеглась, жалобно стоная. Кавалер подошел, присел на корточки, почесал ей за ухом, пригладил волосики на лапках и принялся щекотать живот. Та от удовольствия переворачивалась с боку на бок, мягко урчала, а когда Кавалер прекратил ласки, схватила его за большой палец и потянула к своему брюху. Кавалер отвязал цепочку, поднялся с корточек и стал ждать, какой еще фортель выкинет макака.

Она посмотрела на Кавалера, потом огляделась вокруг и увидела великое множество любопытных предметов. Кавалер еле удерживался, чтобы самому не заскакать перед ней. Тут обезьянка с понимающим видом приветственно закивала своему новому хозяину и одним прыжком вскочила на голову большого античного бюста Цезаря (вообще-то, Кавалер знал, что это был не подлинник, а копия, изготовленная в XVII веке) и принялась лизать мраморные кудри. Кавалер от всего сердца расхохотался.

Снова Кавалер сидит у себя в кабинете и пишет очередное письмо Чарлзу. Макака улеглась около ног статуи Минервы [20] В римской мифологии богиня, покровительница ремесел и искусств, с конца III в. н. э. почиталась также как богиня войны и государственной мудрости. и дремлет, или только притворяется. На ней красная жилетка, похожая на те, что носят местные жители, торчит голый волосатый зад и лениво пошевеливается длинный толстый хвост — этот самый маленький обитатель частных владений Кавалера чувствует себя совсем как дома. Кавалер решил добавить в письме несколько слов про обезьянку и написал: «Меня теперь даже и не оторвать от ост-индской обезьянки; это очаровательное сметливое существо, которому нет еще и года от роду, является для меня новым источником забавы и наблюдений».

Природоведы, жившие во времена Кавалера, с готовностью отмечали сходство между обезьянами и людьми и сами поражались этому обстоятельству. Но обезьяны — существа общественные еще в большей степени, нежели люди. Одна-единственная обезьяна не может выразить всю обезьянью природу. Отдельно взятый представитель — это изгой, обреченный на депрессию, которая еще сильнее обостряется из-за ее врожденной сообразительности. Одинокая обезьяна горазда лишь передразнивать человека.

«У Джека, — писал далее Кавалер, — я назвал его Джеком, умная, очень черная мордочка со светло-коричневой бородкой. Что касается его смышлености, то он явно предпочитает общаться с теми, кто лучше соображает»… «Он, то есть Джек, более толковый, чем большинство тех людей, с которыми мне выпал жребий общаться здесь, — писал Кавалер Хорасу Уолполу. — Движения его более благородны, а жесты более утонченны».

Вот Кавалер сидит в столовой и завтракает. Рядом стоит стол, заваленный камеями, геммами, кусками лавы и пемзы, добытыми из кратера, здесь и только что купленная античная ваза. Вместе с ним завтракает и Джек. Менее чем за месяц макака сделалась такой ручной и понятливой, что прибегала по первому зову Кавалера, усаживалась на стул рядом с ним и сама ловко и изящно хватала с тарелки хозяина вареное яйцо или кусочек рыбы. Всякие напитки — а предпочитала она кофе, жидкий шоколад, чай и лимонад — обезьянка пила следующим излюбленным способом: запускала глубоко в чашку пальцы и облизывала их. Но когда ее одолевала жажда, то хватала чашку обеими лапками и пила из нее, как хозяин. Из того, что ел Кавалер, она больше всего любила апельсины, инжир, рыбу и все сладкое. По вечерам обезьянка получала изредка стакан вишневого ликера или местного вина. Виноградные лозы росли по склонам Везувия. Кавалеру, который редко позволял себе стаканчик доброго вина, доставляло удовольствие смотреть, как Джек опускает в стакан пальцы и лижет их, опять опускает и снова лижет. Выпив, он слегка хмелел и становился похожим на неугомонного, шумливого ребенка, только сморщенного и с бородкой, а затем внезапно неловко спотыкался, валился и сразу же засыпал.

Джек обнаружил, что в раковинах, бутонах и цветах содержится богатый набор всяких занимательных штучек, которые стоит разглядывать и играть с ними. Он был удивительно понятлив. С виноградин тщательно снимал кожицу, отбрасывал ее, саму ягоду осматривал, вздыхал и быстро запихивал в рот. Любимым его спортивным занятием была ловля блох и вообще всяких насекомых. Изучал каждую щелочку в доме, выискивая пауков, и мог одной лапкой поймать на лету муху. Он внимательно слушал, как Кавалер играет на виолончели, уставив свои большие круглые глазенки на инструмент. Кавалер стал брать его с собой на еженедельные музыкальные вечера и там усаживал рядом. Но чаще, когда Джек слушал музыку — а она явно ему нравилась, — он грыз ногти; кто знает, может, музыка заставляла его переживать и нервничать. Иногда он зевал, мастурбировал или искал блох у себя в хвосте. Бывало, что просто расхаживал взад-вперед по комнате или же сидел смирно, с серьезным видом глядя на Кавалера. Вероятно, он скучал. Сам же Кавалер никогда не скучал — скучать ему было просто недосуг.

Джек любил прогуливаться с Кавалером несколько необычным манером. Держась за руку хозяина, он шел рядом с ним, опираясь в то же время другой лапкой о землю. Кавалер должен был слегка наклоняться, чтобы обезьянка могла держаться за его руку. По-другому ходить с Джеком ему не хотелось, и он не променял бы его ни на какое человеческое дитя. Обращаясь с обезьянкой, он стал слегка поддразнивать ее и подшучивать над ней, проделывая отчасти жестокие шуточки, к примеру, подсыпая соль в молоко или щелкая ее по голове. «Вуу-вуу-вуу», — горько жаловалась обезьянка зашедшему к ней как-то ранним утром Кавалеру и схватила его за руку. Однако он отдернул руку.

Однажды утром, когда Кавалер спустился в подземную сокровищницу, Джека там не оказалось. Он перегрыз веревку и скрылся. Огорченный Кавалер заперся в своем кабинете. Слуги, ругаясь на чем свет стоит, прочесывали комнату за комнатой. И лишь на третий день они нашли Джека в винном погребе. Он сидел на камине, держа в лапах фолиант гравюр Пиранези в кожаном переплете. Алессандро подошел к нему и хотел накинуть на шею веревку, но Джек грозно заворчал и укусил его за руку. Тогда позвали Кавалера. Обезьянка съежилась от страха, но позволила ему взять себя на руки и тут же вцепилась в парик. Кавалер только прижимал ее покрепче. Все это походило на то, будто макака убежала от людей, втихомолку переделала свой характер, а затем снова вернулась, но уже став настоящей обезьяной: хитрой, задиристой, похотливой и шкодливой. Кавалеру не нужен был поддельный ребенок. Он хотел суррогатного протеже, домашнего шута… и бедный Джек униженно полюбил его, нуждаясь в покровительстве. Вот теперь-то Кавалер и смог по-настоящему начать дрессировку, приучать обезьяну к тому, чего он от нее добивался, в чем видел пользу.