Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

— Да, о таких вещах только мечтать приходится, — восторгался юноша.

— А это мой Леонардо, — похвалился Кавалер.

— Да, несомненно, это он, — подтвердил племянник.

Реплики и замечания молодого человека оказались точны и хвалебны. Оба испытывали искреннюю возбужденную симпатию друг к другу. Однако Кавалеру был некстати новый племянник (чем он знатнее и богаче, тем труднее с ним ладить). А вот Кэтрин он сделался необходимым. Она прежде ни на что не претендовала, но всегда страстно желала иметь близкого человека, которому можно смело открыть душу и который заменял бы ей сына.

Они сразу же ощутили взаимное влечение и по достоинству оценили друг друга. Уильям дал ей понять это, Кэтрин ответила тем же. Прекрасный юноша со стройными ногами и упругими ляжками, с вьющимися волосами и обгрызенными ногтями, и стройная моложавая женщина сорока двух лет с внимательным, изучающим взглядом больших серых глаз получали удовольствие от всего, в чем сходились их интересы. И хотя они принадлежали к разным поколениям и жизнь у каждого складывалась по-своему, тем не менее у них оказалось очень много общего: в привычках, вкусах, нетерпении и несогласии с чем-то. Беседуя наедине и делясь сокровенным, они поверяли друг другу свои беды, горести и чаяния. Уильям, будучи гораздо моложе (да к тому же еще мужчиной), решил, что имеет право брать инициативу в свои руки.

Он поведал Кэтрин о тайных переживаниях и вожделениях, полных туманных устремлений (теперь он мог сказать ей об этом). Он рассказывал о своей жизни в Англии, в Фонтхилле, о том, как в задумчивости расхаживал по дому, как читал книги, вызывающие грусть, как чувствовал неудовлетворенность самим собой, смущенно говорил о своих глупых снах (о которых он еще раньше решил никому и никогда не рассказывать до самой гробовой доски), возмущенно жаловался на глупости матери, на своих учителей, вообще на всех, с кем доводилось ему общаться.

— А читали ли вы книгу под названием «Страдания молодого Вертера» [21] Сентиментальный роман немецкого поэта, писателя и драматурга Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832). ? По-моему, в каждой ее строке так и блещет талант.

Это был вопрос на засыпку, и Кэтрин надлежало ответить на него с достоинством.

— Да, — сказала она. — Мне она тоже весьма нравится.

Все произошло быстро и невзначай, так чаще всего и бывает. Сначала — как заведено, когда изредка встречаешься со знакомыми на разного рода званых вечерах и приемах или на концертах и никогда не вспоминаешь о них. Затем в один прекрасный день распахивается дверь, и ты летишь кувырком в какую-то бездонную пропасть. Страшно пораженный, но в то же время с приятным ощущением летишь неведомо куда и задаешься вопросом: «А может ли эта все понимающая душа быть тем самым человеком, о котором я только и думал… единственным? Пожалуй, да!»

«Хочу быть все время наедине с вами». — «И я, мой дорогой, тоже хочу».

Из своего кабинета на вилле в Портичи Кавалер не раз наблюдал, как они подолгу засиживались на террасе, не говоря ни слова, лишь многозначительно и понимающе обмениваясь взглядами. С террасы же он видел: вот они медленно прогуливаются по аллее, обсаженной миртами и вьюнами. А из коридора замечал, как они сидят вместе за пианино и играют в четыре руки. Или играет только Кэтрин, а Уильям лениво развалился на кушетке около маленького треножного столика и небрежно листает книги.

Кавалер был рад, что у жены наконец-то появился близкий человек, с которым ей лучше и легче, чем с самим Кавалером.

Они не просто играли на пианино, как, бывало, Кавалер с Кэтрин. Они наперебой импровизировали, стараясь перещеголять друг друга и извлечь наиболее выразительные звуки, самое душещипательное декрещендо [22] От итал. decrescendo, ослабление звука, постепенный переход от громкого звучания к тихому. .

Кэтрин призналась, что тайно сочиняет музыку и еще никому не играла свои, как она назвала их, маленькие «сюжетцы». Уильям упросил её сыграть эти «сюжетцы». Первым она исполнила менуэт, мелодия которого оказалась быстрой и живой. Остальные же (высокая оценка Уильяма, данная менуэту, подбодрила Кэтрин, и она осмелела) были облечены в более свободную форму и имели иную динамику: замедленную, вопрошающую, с долгим печальным заключительным пассажем.

Уильям признался, что всегда хотел сочинять музыку, но опасался, что у него нет творческого запала. Она же успокоила, разъяснив, дескать, он слишком молод, чтобы знать, есть у него запал или нет.

Юноша не согласился и покачал головой.

— Я годен лишь для пустых мечтаний, и это, — тут он поднял на нее глаза, — не самообольщение. Вот вы, Кэтрин, действительно великая музыкантша. Никогда мне еще не приходилось слышать музыкантов, которые так тонко чувствовали бы музыку.

— Я играла и для Моцарта, — заметила она между прочим. — И когда садилась за инструмент, вся так и трепетала. Даже его отец это заметил, я видела, какими глазами он смотрел на меня.

— А я трепещу от всего, — признался Уильям.

Они почувствовали, что хорошо понимают друг друга (наконец-то!). Уильям прежде считал, что человеку вроде него на роду написано быть всеми непонятым. Но вот, слава Богу, теперь нашлась эта ангельская, бесподобная женщина, которая понимает его с полуслова. Кэтрин, возможно, воображала, будто в кои-то веки избежала мужской самовлюбленности (вот здесь-то она как раз ошиблась).

Он преподнес ей весьма лестный и приятный дар: широко распространенные космополитические отношения. Он нашел в ее лице умную, образованную, элегантную, вдохновляющую его женщину гораздо старше себя (а какой молодой мужчина не нуждается в опытном наставнике). А она, будучи в таком возрасте, когда считала, что едва ли сможет полюбить, обрела нового мужчину (а какая женщина не нуждается в поклоннике или хотя бы не думает о том, что он ей нужен).

Кэтрин всем своим естеством с самого начала невзлюбила королевский двор. Это обуржуазившееся великосветское общество было более привередливо и надменно, нежели истинный патриций Кавалер. Ее муж сделался таким, ибо думал, что Кэтрин отгородилась от королевского двора, и еще больше зауважал супругу за это. Кэтрин предпочитала вести отшельнический образ жизни, о чем Кавалер частенько писал Чарлзу со всяческими преувеличениями, а сам в то же время уединялся с королем. Супружеский союз Кавалера и Кэтрин был создан специально для того, чтобы выявить и оттенить их различия и единство пар — жена и муж, секретарша и начальник, — где каждому отводится строго предначертанная роль. Если у тебя наблюдается склонность к уединению, то мне нравится шумная компания; ты болтлива, ну а я буду лаконичен; ты толстоват, а я стану стройненькой; тебе нравится поэзия, а я вот все время вожусь со своим мотоциклом. С Уильямом же Кэтрин переживала редкую форму союза, когда двое совершенно разных людей стремятся как можно больше походить друг на друга.