Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

Почему же те, кто раньше даже и не помышлял о самоубийстве, начнут прыгать в провал? А потому что любая бездна — это преисподняя, если ее надлежащим образом обозначить. Возвращаясь с работы домой, купив по пути пачку сигарет, завернув в химчистку и забрав оттуда одежду, погонявшись по тротуару за красным шелковым шарфиком, который сорвал с ваших плеч шаловливый ветерок, вы поневоле вспомните ту вывеску, посмотрите на нее, потупив взор, затем быстро наберете в легкие воздуха, медленно выдохнете и скажете — как Эмпедокл [30] Эмпедокл (ок. 490–430 до н. э.) — древнегреческий философ, поэт, врач, политический деятель. на Этне, — а почему бы и не попробовать.

Ничто невозможно сравнить с приподнятым настроением, когда на смену длительной меланхолии приходит состояние радости. Но, чтобы оно пришло, надо сначала занять чем-то тоскующее сердце. «Впустите меня», — сперва робко и тихо, а потом все настоятельнее и громче требует радость. Сердцу нужно приказывать и заставлять повиноваться.

Это произошло четыре года спустя. Прежде всего Кавалеру требовалось свыкнуться со смертью Кэтрин и полностью перестроиться. Он запросился в очередной отпуск, чтобы отвести бренные останки супруги в Уэльс и захоронить там. В Неаполе не оказалось никого, кто мог бы утешить его. Смерть жены подвела Кавалера к самому краю опасного состояния души, когда он уже ничему не радовался и думал только о себе. Оставалось прибегнуть к испытанному средству — усиленно заняться научными изысканиями. Исполнив все неотложные дипломатические дела и подавив приступ меланхолии, Кавалер выехал как-то в Калабрию, где велись археологические раскопки древних поселений (Кэтрин уже не ждала его дома). Там его пригласили в деревню на праздник дня святых Косьмы и Дамиана, завершившийся церковной службой перед длинноногой статуей, называемой в здешних местах Большой Конец, ее особо почитали бесплодные женщины.

И больше ничего не было!

Весь запыленный с ног до головы, но повеселевший, Кавалер вернулся в Неаполь. В соответствующее научное общество, занимающееся изучением античного мира (Кэтрин умерла), Кавалер написал письмо, в котором сообщал о недурственном открытии следов древнего фаллического культа, до сих пор существующего под покровительством христианства, что является еще одним свидетельством сходства католицизма с языческими верованиями. Он напоминал также о широком распространении изображений женских и мужских органов деторождения, найденных во время раскопок, и высказал свои соображения касательно того, что в основе всех религий таится поклонение четырем жизненным силам, и сексуальной потенции в том числе, а сам четырехугольный крест, по-видимому, не что иное, как стилизованный фаллос. (Мертва! С уходом Кэтрин у него не стало больше причин удерживаться от скептицизма и богохульства.)

Все изменилось, и в то же время все осталось неизменным. Он никогда никому не говорил, что остро нуждается в общении. Тем не менее, когда его друг и протеже Томас Джонс, собираясь навсегда возвратиться в Англию, отказался возобновить аренду дома, Кавалер не преминул оказать ему гостеприимство и пригласил пожить несколько месяцев в своем дворце. Он нередко заходил по утрам в комнату, приспособленную под студию художника, и молча наблюдал, как Джонс вырисовывал на маленьких полотнах, установленных на роскошном мольберте из оливкового дерева, всякую, на его взгляд, ерунду: скажем, угол крыши или ряд верхних окон соседнего дома.

Чудно, конечно, но у Джонса на то были свои причины. Все согласуется с настроением Кавалера.

— А что вы там рисуете? — вежливо спросил как-то Кавалер. — Я что-то не понимаю замысла.

— Да это так просто, издержки простоя, когда, кажется, что-то можно легко изобразить, но не имеет смысла.

Наконец в июне из министерства иностранных дел пришло разрешение отбыть в третий по счету отпуск, и Кавалер решил отправиться в Англию морем. В трюм парусника погрузили гроб с телом Кэтрин, а сам он устроился в каюте вместе с римской вазой с камеей, изготовленной, как предполагали, в начале правления императора Августа (конец I века до нашей эры).

Эту редчайшую вазу, поступившую в продажу впервые за последние десятилетия, он приобрел в Риме и теперь вез в Англию, чтобы выставить на аукционе. Это была самая ценная антикварная вещь, когда-либо проходившая через его руки. Как только Кавалер впервые увидел ее, его охватил неуемный зуд. Вазу нашли два столетия назад при раскопках кургана с захоронением императора у южной границы Древнего Рима, и с тех пор она считалась самым прекрасным сосудом, украшенным камеей, из всех найденных. Ничто не могло быть восхитительнее образа Фетиды [31] Фетида — в греческой мифологии морская богиня, одна из морских нимф-нереид. , изображенной на фризе [32] Фриз — декоративная композиция на предмете в виде горизонтальной полосы. , где она, утомленная, едет на свадебной колеснице, откинувшись назад, полулежа на подушках. Кавалер то и дело вспоминал про вазу, не уставая ею любоваться. Он поднимал ее вверх, чтобы получше рассмотреть настоящий цвет земли, глубокий темно-синий, почти не отличимый от черного. Но если поднести вазу к свету, синий цвет переливается и окрашивает кончики пальцев, когда они находятся рядом с выгравированными на кремово-белом стекле фигурками.

Увы. Это был не тот предмет, в который он мог позволить себе влюбиться. Хотя Кэтрин по завещанию оставила ему все свое состояние, да еще и не обремененное долгами, Кавалер все же продолжал нуждаться в деньгах. Ваза была слишком большой роскошью для него, чтобы держать ее в коллекции. Приобретая эту ценную вещь за довольно умеренную цену, всего за тысячу фунтов стерлингов, Кавалер возлагал большие надежды на солидную прибыль.

Благополучно доставив вазу в Лондон, приняв глубокие соболезнования от друзей и родственников, Кавалер привез гроб в имение в Уэльсе, которое теперь перешло в его полную собственность и принесло родовой титул. Там он вместе с Чарлзом зашел в церковь, чтобы посмотреть, как будут опускать гроб в узкий склеп под полом, затем отослал племянника в Лондон, а сам остался в доме затворником на несколько недель.

Была середина лета. Дожди щедро оросили земли имения, и все окрест зазеленело и расцвело пышным цветом. Кавалер начал совершать ежедневные пешие прогулки по имению, иногда даже уходил далеко от дома; в карманы он клал пригоршню слив, а когда возникала нужда передохнуть, предпочитал посидеть на берегу, бесцельно глядя на море. С трауром обычно наступает своеобразная потребность в неторопливых размышлениях и раздумьях. Траурные мысли, сентиментальные воспоминания о Кэтрин вперемешку с жалостью к самому себе. Мир, успокоение праху Кэтрин, бедной Кэтрин. Мир всем нам. Над его головой тихо шелестят зеленые листья, ярко светит солнышко, на улице тепло и светло, настанет день, и его чахнувшее тело и замерзшая душа начнут оттаивать; он на минутку заскочил в холодную церковь — надгробная плита, на которой когда-нибудь появится и его имя.