Артур Феличе - Морские нищие [Роман]

— Клянусь святым престолом, им помогал сам сатана!..

— Это верно, ваше сиятельство. Я своими глазами видел их ледяного идола, похожего на сатану, как две капли воды. А под идолом стоял высоченный черный, будто смоляной, из ада только что вышедший дьявол и стрелял без промаха. Каждый его выстрел валил с ног кого-нибудь из наших, словно кеглю…

— Говори о деле, болван!..

— Да ведь никто, ваше сиятельство, до этого дня и не слыхивал, чтобы сражались так на льду… Это было настоящее чудо!

— Колдовство еретиков, а не чудо!..

— Колдовство, ваше сиятельство, истинное колдовство!.. Один из них был как есть заколдованный — ни одна пуля не брала его. Как пес, бросался он нам под ноги, скаля зубы, и будто бы даже пел что-то…

— Довольно! Ступай за мной. Ты доложишь все это слово в слово его светлости герцогу.

Альба приказал немедленно изготовить семь тысяч пар коньков и обучить испанские войска пользоваться ими.

— Ваше сиятельство, — сказал он холодно сыну, — я надеюсь, вы в самом ближайшем будущем исправите ошибку и отомстите за позор поражения.

Но дону Фернандо не пришлось в этот раз отомстить. Через сутки неожиданно подул западный ветер, настала оттепель. Лед в лимане осел, растаял. И флот гёзов ушел с первым приливом в Энкхёйзен.

Словно по заказу, погода снова изменилась. Мороз закрыл за ушедшими ледяные ворота, лиман замерз во второй раз. Преследование стало невозможным и на кораблях.

— За них мне ответит Гарлем!.. — стискивая зубы, твердил дон Фернандо.

— Голубь, тетя Кеннау, я вам говорю — это голубь!..

Ветер трепал белокурые волосы девушки. Светлые глаза напряженно вглядывались в туманную даль.

Кеннау Гасселер, начальница отряда волонтерок, покачала головой:

— Тебе все мерещится, Эльфрида. Голубя перехватили испанцы. Третий день мы ждем ответа из-за озера, а его нет и нет… Ступай вниз, тебя сменит здесь Анна Дирк. Она заболела и не может сегодня работать на укреплениях.

Гасселер скорой, деловой походкой сошла со стены вала. Ей было уже под пятьдесят. Быстрая и решительная, она появлялась всюду.

Когда испанцы обложили Гарлем кольцом тридцатитысячной армии, Кеннау поняла, что местный гарнизон слишком ничтожен рядом с таким могучим противником. Она с утра до вечера ходила по домам, вербуя женщин в помощь мужскому населению. Кеннау умела найти простые, всем понятные слова, которые убеждали и молоденьких девушек и зрелых женщин бросать домашние заботы ради защиты города.

Эльфриду Бруммель она убедила не сразу.

— Я боюсь крови, тетя Кеннау… — говорила девушка со слезами. — Я не могу убить и цыпленка…

— А твой отец? Где он?

— Ах, я знаю!.. Знаю!.. — рыдала девушка. — И это терзает мне сердце. Отец такой добрый!.. Такой ласковый!.. И вдруг теперь… Нет, нет, он не сможет поднять руку на ближнего… Убийство — грех!

— Но разве убивать невинных не больший грех, Эльфрида? — спрашивала Гасселер. — Каждый из нас должен помогать защите города как сумеет: ходить за ранеными, носить камни и землю для починки поврежденных стен, готовить пищу солдатам, выдавать провиант, варить лекарства, подавать воду сражающимся, ободрять потерявших мужество… Посмотри на Кюрея. Нет юноши с более мягким и благородным сердцем, однако он уже записался в волонтеры.

Кеннау знала слабое место Эльфриды. Девушка вспыхнула и опустила глаза.

— Побольше бы таких, как он, и родина вздохнет свободно!.. Видала ты его эти дни?.. Лицо его стало еще прекраснее, ибо самоотверженность есть высшая добродетель и красота.

— Вы правы, тетя Кеннау… Но я его почти не вижу теперь… — прошептала Эльфрида печально. — Он совсем перестал бывать у нас…

— Тебе уже семнадцать лет, — продолжала Кеннау. — Скоро придет пора, и ты полюбишь человека… А что дашь ты ему в приданое?.. Трусливое сердце, умеющее только плакать?.. «Где ты была, подруга моя, — скажет он, — в дни общих бедствий?.. Ты сидела за прялкой и проливала бесполезные слезы. А я в это время истекал кровью на стенах родного города. Я защищал тебя от убийц и разбойников, а ты не подала мне тогда руки помощи. Так зачем ты зовешь меня теперь, когда жизнь снова стала цветущим садом?.. Ступай к такому же малодушному бездельнику, как ты сама, а мне нужна настоящая подруга, которая и в дни бедствий и в дни веселья одинаково верна мне!..»

— Я приду, тетя Кеннау, я приду… — шептала Эльфрида. — Я приду с сестрой Ирмой — она все время просится в волонтерки. Ей уже пятнадцать лет. Она говорит, что хочет отомстить за несчастных нарденцев.

Кеннау собрала отряд из нескольких сот женщин и привела их к начальнику гарнизона, командиру стоявшего в Гарлеме отряда гёзов Вигбольду ван Рипперда. Женщинам сразу нашлась работа. Испанцы начали бомбардировку в середине декабря. Крестовые ворота и ворота Святого Иоанна едва выдержали шестьсот восемьдесят выстрелов, направленных на них в первый же день канонады. Мужчины, женщины, дети — все работали день и ночь, исправляя повреждения.

Пятнадцатилетняя Ирма носилась как ураган, таская мешки песка, глыбы камня, впрягаясь в телеги с землей и церковными статуями, которыми заваливали проломы.

После трехдневной канонады испанцы пошли на приступ. Церковный набат гулко разнесся по городу, сзывая население на защиту городских стен.

Эльфрида, замирая от ужаса, бежала рядом с Ирмой.

Во главе отряда волонтеров они увидели капитана Кюрея. Он даже не взглянул в сторону девушки, торопливо пересекая соборную площадь. Эльфрида успела заметить только, что он остриг свои чудесные шелковистые кудри, которыми она всегда так любовалась. И от этого юноша показался ей старше, мужественнее… У нее защемило сердце от страха за него. Вспомнились страшные рассказы о Нардене.

Осаждающих встретили не только оружием. Женщины передавали из рук в руки камни, сосуды с кипящим маслом, с горячими углями, обмазанные смолой и зажженные обручи, и всё бросали вниз на головы испанцев.

Приступ был отбит. Дон Фернандо понял, что и впредь Гарлем не упадет к его ногам при первом звуке штурмовой трубы.

Ночью в городе стреляли из пушек, звонили в колокола, зажигали на валах сигнальные огни. Голубь принес наконец письмо с известием, что Оранский выслал Гарлему две тысячи человек с семью пушками и несколькими фургонами снарядов. Густой морозный туман стоял над местностью, и вспомогательные отряды могли заблудиться.

Кеннау не спала всю ночь. Ее мучило предчувствие беды. Она не сходила с колокольни церкви Святого Бавона, где поддерживала все время пламя. Высокий свинцовый шпиль, освещенный снизу, прорезывал ночное небо огненной стрелой, — солдаты Оранского должны были его увидеть, несмотря на туман.