Александр Кутыков - Первый великоросс [Роман]

— Ты што, Стреша?

— Ничего, — нырнула она в коло рук мужа. Он пытался ее досягнуть, она увертывалась. Звонко хохоча, вбежала по ступенькам в дом. Ее круглый зад булками ходил под голубенькими накапками.

— Никуда не денешься! — летел за ней Светояр. Маленькая Ягодка заплакала от странной беготни. Потом успокоилась, разыгралась, повела глазки по сторонам в поисках привычного Сыза.

Кроути подошел по узкой тропочке к главному кострищу своего племени. Он был весь в себе — оценивал еще раз посещение соседей. Русское подворье увидел впервые. Приметил молодых людей возле лошадей. «Вот бы любого из них в постоянные хозяева к Уклис… Там жизнь какая-то другая: люди — шебутные, смелые; телами сбиты; ликами — прямо боги!.. Наши парни — угрюмы… А те — слух был — слетали до Булгара и обратно!.. Какого бы сына родила от того, большого, моя девочка!..»

Не то что энтот пятилеток, на которого глядел сейчас вожак: сын Уклис среди ребятишек выделялся хлипкостью и тщедушностью. «И от кого только она его принесла? Никого из мужиков, схожего с малышом, не наблюдаю… Неужто правда от того грязного мухортика, который пять-шесть лет назад прибился к племени и делся потом, не пойми куда?.. Тот, с кем она недавно ходила в лес, хорош статью! Родила бы мне от него кровинушку, наследника, а ее саму я б отдал куда-то с глаз долой!..»

Странной была, по мнению Кроути— да и всех остальных, Уклис. Выросла красавицей. Запросто судачила с парнями. Подруги были и есть. Но непонятный запал в ней обнаружился в отрочестве. Никто наверняка не говорил, но предполагали, что отец ее — вождь племени. Хоть лицом и норовом не схожи, зато статью они — словно по одному образу и подобию ваяны.

Была уверена сама, что дочь вождя, потому от ребят и мужиков держалась независимо. Любовные игры завела очень поздно — оттого и выросла эдакая здоровая. Игры, начавшись, закончились тут же. Ей было неприятно и смешно. Ходила время отстраненная от мужчин, рассказывала про них подружкам. Тут подвернулся бродяга-оборванец. Одним своим видом забавлял ее. Демонстративно увела его в лес. Вечером вернулись. Все смеялась потом с подругами, обняв малого мужичка за шею. Остальные мужики племени серчали, но побаивались покровительствовавшего ей вождя.

Не понравилось в племени бродяге — исчез безвозвратно… А Уклис по весне родила мальчонку. Особого чувства к сынку не испытывала — что было обычным делом у мери. Детей воспитывало племя — чуть подправляя, едва понукая. Особых наук не проходили, а тяга к лесной охоте на зверя впитывалась с молоком мамок.

Уклис после родов ощутила сладкую тягу к мужчинам. Похотливо выбирала, посмеиваясь в глаза возможным женихам. Парни желали ее, злились на нее, простить и понять не могли давних шашней с грязным, плюгавым проходимцем… Зря она надеялась насладиться мужчиной: мерянские молодцы улучили место и время, отволокли на далекую поляну и дали волю своей злости.

Уклис долго плакала на груди Кроути. Тот произвел дознание и виновных наказал. Грешники с подрезанными лбами не должны были являться в племя до желтых листьев. Им запрещалось также искать пристанища в других окрестных племенах. Таков тут был закон. Из шести высланных пятеро вернулись, покусанные зверьем. Один, говорили, погиб.

Красавица окунулась в отчуждение со всех сторон. Сама тоже ни с кем не хотела говорить — лишь изредка подсаживалась к самым заядлым сплетницам. Говорила вечерами с Кроути, но дерзко и непристойно…

Появились русские. Среди них — огромный, спокойный мужик, на десяток лет старше ее. С внимательными серыми, при виде ее — мальчишескими! — глазами. Какая нега разливалась по ее телу те два раза их лесных уединений!..

На Лысой горе Сыз поведал заговорщикам суть беседы с Кроути. Сам такожде превратился в участника тайного скопа.

— Уклис надь пристраивать к нашему семейству, — советовал Сыз. — Я сам с ней буду спать.

— От тебя сором пойдет на кажного русского мужика! — злился на зряшное предложение деда Пир.

— Я рядом сплю с Сызом — деда в обиду не дам! — скалился Синюшка.

— Бросьте молоть пустое! Поселись она к нам — будем шататься по двору, аки призраки, с некошным блазном в головенках! — оборвал всех громкий Ижна.

— Мне она не потребна…. — тихо сказал между прочим Синюшка.

— Дык што ж делать? — недоумевал Пир.

— Потому как нам взять ее нельзя — Юсьва пущай заберет! — объявил Ижна. — Круть нам даст народ, построим еще дом за нашей городьбой. Крутю речем, што девка евонная будет при нас — токмо муж будет Юсьва: за обоими поглядим. И Лесооку корысть. Можно и Синюшку с Проткой к ним поселить.

— Ну ее, образину бесовскую! — воспротивился молодой. — Стройте дом и мне… — проговорил он, смущенно улыбаясь пожилым.

— Батюшка милый, а как же Ростов? — пропел Пир.

— Ростов не убежит дале, чем есть… Зато будет куда вернуться! — выкрутился Синюшка.

Сыз молчаливо о чем-то думал. Мыслями отсторонился от беседы. Глядел вокруг, вспоминая такие же места, как эти, из своего детства и юности. Народился почти век назад в таких же холодных краях. Рос, мечтал белыми ночами одинокой юности… И помирать счастливится тут же. «Но я не из этих, не из лешаков… В Киеве учить молву ведь не пришлось…» — подумал с гордостью тщеславный старик и вновь обратился к товарищам.

Рядили, как свести вместе Юсьву и Уклис… Лешаки-то устроены так, что нельзя их ни уговорить, ни запугать, ни одарить чем-то… Дикари противные — и все тут!

…Вечером, поедая крупенник, запаренный в молоке, Сыз начал обработку ни о чем не ведавшей пары.

— Расширить нам надобно свое хозяйство… — Пожевав беззубым ртом, собрался с верными словами дед. — Время настало… Мы стареем, и мяса нам не шибко желается… — Оглянул Стрешу со Светояром, проверил по лицам остальных правильность начала. — Крупешку во млеке душа волит все охочей…

Пир, Ижна и Синюшка кивали головами.

— Што ты, дед, тянешь? Молви, че надумали! — не выдержала Стреша.

— Не зело на меня серчай, доча. Я — ветх скулами, послаб умишком… Сказал бы споро — кабы споро совладал.

Стреша со Светояром ждали невероятного, но ни полсловом не торопили старика — ведь тот мог и вообще не продолжить сказ. Пир готов был подхватить речь Сыза, заметно нервничая от дедовой передышки.

— Пора нам, други, впустить новых людишек в свой двор.

Стреша посмотрела на Светояра, поняла, что он также в неведении.

— Брось терпение колыхать, сноровись, деда! — подперла лицо руками молодица и перестала жевать.

— Все хлопоты молодецкие — оттого што сносить охоту не можете! А вы потерпите — куда вам торопиться?

— Слухайте меня, — провозгласил Пир. — Круть, наш дальний сосед, через Лесоока нижайше бьет челом ради сведения в семейное гнездище своей дщери Уклис и Лесоокова кметька Юсьвы…