Александр Кутыков - Первый великоросс [Роман]

Пир одной рукой с помощью железной виделки на коротком торче кинул ему в баксу горячий валун. Ижна счастливо заголосил:

— Как же хорошо!..

В мыльне скопилось много радостного, любопытствующего народа. Не мылись — просто глазели на русичей, самозабвенно погружающихся с головой в мыльную от щелока воду. Терли глаза, хватали дымный воздух открытыми ртами. Самые шустрые из немолодых финнок тоже начали раздеваться.

— Погодите, сестрички, сейчас мы вылезем!.. Што так неймется, аль вошки цапаются? — смеясь, спрашивал Ижна.

Из другой бочки улыбающийся Светояр, умиляясь, глядел на раздевшихся до исподних юбчонок пожилых женщин и на шикающих на смелую половину мужичков. Взявшись рукой за край соседней бочки, подначил старшего друга:

— Ижна, ты что — боишься? Возьми соседушку — пусть рядышком поплещется!

— Токмо если самую тоненькую! — Хлопал себя по большому тугому животу тот, плескаясь серебристой водой.

Разговоров об сем хватило на весь следующий день. Вспоминали, как бултыхались в воде, о чем шутили. Как под конец все емкости заняли бабы, а мужики чуть не сломали очеп на банище, натаскивая для них воду. Как каменья не успевали раскалиться, и мыться довелось в едва тепленькой, а то и в ледяной воде, завывая по-волчьи… Добрым словом отзывались о русских…

Прошло полмесяца. Заметно похолодало. Земля готовилась к зиме. Ритм жизни замедлился. Из-за дождей и холода не хотелось выходить из дома… Синюшка позвал Пира и Ижну и сообщил:

— Протка мне баяла — вроде как Ухлиса брюхатеет… А Круть — чернее ночи: изобиделся. Молчит — а мы спешить не думаем.

— Ба?! Ох! — сообразили мужики, в чем дело.

— Надь шибко подумать, браты, иначе дело худое выходит! — проговорил напряженно Пир. — Про Крутя уж забыли. Ба, ба!

— Юсьва-то успокоился, и Лесоок радый… — корил себя Ижна за преступную забывчивость. — А про деваху с Крутем из думок вылетело!.. Эна как вышло-то…

— Лети, соколик, сейчас к Ухлисе, гуторь, что Светояр ждет ее в баньке! — приказал Пир Синюшке. — А мы, погодя, приведем сюда Юсьву… Эх, будь что будет!

Кроути занимался отбором зерна для озимого посева. Крупные семена женщины ссыпали в кули и туески. Мужики были на пахоте. Светояр дал им коня, и вспашка в эту осень шла полегче и поскладней. Не приходилось убиваться бедолагам, тягая за собой рало.

Прискакал Синюшка, увидел Уклис, но обратился к вождю. Говоря, что нужна Уклис, невпопад жестикулировал руками, показывая срочность и неотложность призыва. Кроути понял, что дочку приехали забирать, и по-своему крикнул Уклис все бросить и подойти. Бедный отец изобразил, как сумел, чтобы парень не уезжал, прокричав одновременно что-то своим бабам.

— Светояр тебя в бане ждет! — шепнул Синюшка всполошенной бабе.

Она, не веря своим ушам, побежала в лес. Загорелось ей по-мерянски поругаться, пожаловаться, понежиться.

Кроути с бабами притащили кой-какое барахло и утварь. Синюшка указал на лес — мол, уже убежала. Закрепили узищами вещи на спине лошадки, и отец стремительным шагом собрался было проводить дочь и поглядеть, где, что и как. Синюшка завертел пальцем перед солнцем — мол, сядет и взойдет. Взойдет — и приходи. Кроути не мог понять, почему сейчас-то нельзя?

— Нельзя, нельзя, — серьезно говорил русич, — сегодня нельзя!

Бедный отец вспомнил Лесооковы сказки о бестолковости русских, что-то понял, с мокрыми, прячущимися глазами отошел к костру, уселся, подпер бородатый подбородок кулаками и горько о чем-то задумался. День он так и просидел, ночью тревожно спал, дожидаясь восхода солнца. Он думал: «Видно, так заведено у русских, чтоб отца — потом… Все равно я им благодарен, что все же приехали… Тяжко дочке в своем племени, тяжко ей такой…»

Синюшка влез лошадке на круп, дернул возжи, облокотившись животом и грудью на большой тюк, высоко подпрыгивая, поскакал за Уклис, быстрее ветра летевшей к любимому.

Уставшая женщина подходила к реке, когда так называемый сват догнал ее.

— Подожди, подожди, егоза. Все тута у тебя расколотил наверно!

Она остановилась не сразу. Синюшка спрыгнул, охнул. Дальше шли вместе. Над баней клубился дым.

— Иди потише, — остерегался разных непредвиденных обротов парень.

Вдруг послышалось унылое скуление. В траве лежал Бранец с глубокими ранами на голове и на боку. Уклис остановилась и первой склонилась над воющей псиной. Синюшка оставил коняшку и молнией подлетел-прильнул к любимому существу.

— Кто ж тебя, молодече? Ай-ай-ай!

Выжлец виновато поднялся и, сунув голову под руку мужику, по-собачьи стал жаловаться.

— Придем к тебе позже, братец…

Синюшка вышел к банищу, за ним Уклис и лошадь. Все трое косились на первый дом: Уклис боялась увидеть Стрешу, Синюшка — Светояра, потерянная от вида и запаха крови лошадка глядела для крепости духа на родное. Провожатый на входе замедлился. Женщина прошмыгнула в низкую дверь бани. Русич за ней.

В бане мирно сидели два пожилых заговорщика с Юсьвой и беседовали, дополняя слова жестами. Оттого тихонько смеялись. Синюшка закрыл за собой дверь и застыл на выходе. Уклис, поняв, что здесь и не предполагалось быть Светояру, а выход наружу закрыт, пошла и села на лавку, не зная, на кого уж теперь и смотреть. Юсьва занервничал.

— Подойди, — подталкивал его рукой Пир.

Ижна смотрел на Юсьву. Тот готов был сорваться — оттого что его так нагло считают мальчишкой. Синюшка взялся за рукоять меча, Ижна вытащил из сапога острый клинец и подошел к женщине.

— Так надо, Юсьва. Оставим вас вдвоем — токмо ты не плошай тут! — настойчиво басил Пир и ничего не выражающими глазами глядел на пол под ноги Синюшке. Тот, хитро щурясь, подметил:

— Коль уйдем, и они стреканут отсель.

— Непохож рыжий пень на кондовый ясень! — разделял опасения Синюшки Пир.

Ижна, сверкая ножом перед лицом сидевшей Ук-лис, развязал на ее поясе вязку. Она было дернулась, но большой мужик за волосы припер ее к стене и рванул за ворот женский холщевик, который, треснув, выказал одну большую белую грудь. Финнка закуталась в меховую короткую душегрейку. Юсьва, что-то пробормотав, опасливо подошел к Ижне. Пир тоже приблизился и сказал:

— Ижна, отойди. Видишь — парень с заступой явился.

— Пожалейте свои жизни, детки, живите впредь вместе! — уговаривал Ижна, не надеясь на полное понимание. Русские вышли, расселись возле бани, слушали, но внутри все было тихо.

— Пойду Бранца домой перенесу, — сказал Синюшка.

— А где он? Давно нет-то?

— Эна, в кустах лежит весь порванный! — Молодой скрылся в красно-желтых зарослях малинника и рябинок.

Сторожа у дверей заговорили громко, дабы показать, что отошли от дверей далече.

— Што там на лошадке положено — надо бы снять… — предложил Пир. Они облегчили кобылу, которая только после этого побрела восвояси.