Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

Преподобному Гилпину было совершенно ясно, как распознать живописное. Все дело в выборе. Долина Эйвона, плоская и возделанная, его не влекла. По тем же причинам склоны острова Уайт, хотя и восхитительные при взгляде издали, когда казались голубоватой массой, при близком рассмотрении оказывались совершенно невыносимыми. Открытую пустошь, пусть и дикую, он находил скучной, но там, где имелся контраст между ней и лесом, возвышенностью и низиной, – короче говоря, там, где Всемогущий продемонстрировал мудрость в приложении Своей десницы, – преподобный Уильям Гилпин мог улыбнуться ученице и низким, звучным голосом сказать: «Вот это живописно, Фанни».

Но как бы его ни порадовал рисунок, только что показанный Фанни, это было ничто по сравнению с волнением, которое он испытал, когда она, отложив свою работу, пару секунд задумчиво смотрела в окно, а затем спросила:

– Вам никогда не приходило в голову, чтобы мы построили в Альбион-Хаусе руины?

Ибо если существовало какое-то Божье творение, которое мистер Гилпин любил больше сельской местности, то это были руины.

В Англии их встречалось множество. Имелись, конечно, замки, но гораздо лучше, благодаря разрыву с Римом, которому наследовала Англиканская церковь мистера Гилпина, были разрушенные аббатства и монастыри. Рядом с Нью-Форестом находились Ромси и Крайстчерч, а недалеко от Саутгемптона – небольшое цистерцианское аббатство Нетли, прибрежные развалины которого, безусловно, квалифицировались как живописные. И разумеется, аббатство Бьюли, руины которого, несмотря на двухвековое расхищение камня, еще оставались внушительными.

Руины были частью естественного пейзажа: они как бы вырастали из почвы – места спокойного размышления, таинственные, но безопасные. Исключительно живописные. Человек, владевший руинами, владел их древностью. Время совместно с природой преобразовало постройки этих невидимых предков, и владелец наследовал результат. Предки умиротворялись; время, смерть, разложение – даже эти былые враги становились частью его поместья. Такой хозяин часто выстраивал рядом собственный особняк. Таким образом, представители английской аристократии конца эпохи Просвещения могли воссоздать в своих садах, как солнечные часы, даже хаос и тьму кромешную [20] Отсылка к поэме Джона Мильтона «Потерянный рай». .

А если по соседству случайно не оказывалось руин, то в век, когда с приличными деньгами удавалось добиться чего угодно, их можно было построить!

Одни ценили античные развалины, как если бы их классические дома и впрямь стояли на месте каких-нибудь дворцов времен Римской империи. Другие предпочитали готику, как называли подражание Средневековью, в которой чарующе отражалась любовь к готическим романам ужасов, как раз тогда вошедшим в число модных увлечений. Проблема была только в одном.

– Построить руины, Фанни, стоит очень дорого, – серьезно предупредил священник.

Ведь для этой цели понадобится много камня; нужны искусные каменотесы для резьбы, хороший антиквар для планировки, пейзажный художник. Затем придется искусственно состарить камень; потом дать время плющу и мху, чтобы выросли в положенных местах.

– Даже не пытайтесь, Фанни, – предостерег он, – если не можете выложить тридцать тысяч фунтов. – (Дешевле было построить отличный новый дом.) – Но я часто думал, что с домом, когда он станет вашим, можно сделать кое-что другое, – добавил он жизнерадостно, так как было разумно предположить, что, поскольку старый мистер Альбион готовился встретить свое девяностолетие, того момента, когда Фанни станет хозяйкой поместья, не придется ждать долго.

– Что же?

– Можно превратить его в готический замок. Случай идеальный, – с убеждением произнес он.

Идея, безусловно, подкупала. В прошлом году Фанни ездила в Бристоль и видела такие здания – получилось великолепно. Дом, изначально георгианский, можно было перестроить, добавив там и тут украшения; оснастить крышу фальшивыми зубцами, окна – ажурными переплетами, а потолки отдельных комнат превратить посредством лепного декора в веерные своды. Получалось отменно – живописное сочетание римского и готического, что особенно привлекало те семейства, которым хотелось, чтобы их дома воплощали в себе и средневековую родословную, и вкус к античности или воспроизводили дух выдающихся дворянских семей, чьи дома строились вокруг развалин аббатств, приобретенных ими при Тюдорах. Эти поддельные крепости, как бы ни были малы, нередко именовались замками, и тоже выходило звучно. Из Альбион-Хауса, построенного в укромном уголке на опушке среди дубов древнего Королевского леса, получился бы очаровательный маленький замок.

– Можно, – согласилась Фанни. – И, откровенно говоря, нужно. – Она призадумалась, после чего медленно продолжила: – Правда, я сомневаюсь, что займусь таким делом в одиночку. Мне понадобится направляющая рука, – она улыбнулась чуть лукаво, – или хотя бы помощь мужа-единомышленника. Вы согласны?

Уильям Гилпин склонил свою большую седеющую голову, проклял в душе судьбу за то, что так стар, и дерзнул спросить:

– Фанни, у вас есть кто-нибудь на примете?

Бог свидетель, у нее не должно было возникнуть недостатка в ухажерах. Из-за преклонных лет и дряхлости отца Фанни сама решила не показываться в свете. Но робости в ней не было ни капли, наоборот, девушка была чрезвычайно жизнерадостной. В свои девятнадцать она отлично знала, что ее наследство, пусть и не самое богатое, послужит ей рекомендацией где угодно. Это была эпоха, когда каждый юноша и каждая девушка, претендовавшие на знатность или стремившиеся к ней, щеголяли своими доходами, как ценниками, повешенными на шею. Любая хозяйка знала стоимость каждого своего гостя. Быть может, в истории Англии это был самый продажный период. И к счастью для Фанни, она прекрасно вписалась в систему.

За кого же ей подобало выйти? Не было ни одного кандидата, добрососедские связи с которым или семейные интересы обязали бы принять его во внимание. В Нью-Форесте самым знатным являлось семейство старого герцога Монтегю, но поместье Бьюли теперь поделили семьи двух его дочерей, обе жившие далеко; среди руин старого аббатства остался фактически только управляющий. Следующими, по личной оценке Фанни, шли самые старые местные семейства вроде Альбионов. Таких в Нью-Форесте еще сохранилось несколько: Комптоны все еще владели Минстедом, к северу от них проживали Эйры – по общему мнению, еще с нормандских времен; на востоке находилось большое поместье Миллов, столь преуспевших при Тюдорах, когда были распущены монастыри. Еще были старые лимингтонские семьи, что означало, по сути, лишь Баррардов. И наконец, завершали перечень семейства сравнительно пришлые. Таких теперь насчитывалось много. Они перебрались в Нью-Форест при двух последних поколениях и понастроили великолепных классических особняков по всему побережью, от Саутгемптона до Крайстчерча. Некоторые имели высокие титулы; другие происходили из джентри, нажив состояние в городе или торговлей, как, например, Моранты, торговавшие сахаром, или Драммонды, представители благородной шотландской фамилии, которые стали королевским кошельком и финансировали войну в Америке. Почти все эти новоприбывшие и впрямь были очень богаты.