Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

Они лишь ненадолго задержались у королевского дома, а затем осмотрели ипподром. Последний был неофициальным и разместился на широком лугу Нью-Фореста севернее Линдхерста. Постоянных мест для зрителей не было, и в духе тех времен публика, желавшая лучше видеть, следила за скачками из экипажей и с повозок.

– Одно из здешних зрелищ – забеги нью-форестских пони, – объяснил Эдвард. – Вы поразитесь, как быстро и ровно они бегут. Мартелл, вы просто обязаны вернуться в день состязаний.

И что-то в лице Мартелла сказало Луизе, что он, возможно, так и поступит.

Затем они отправились в Бьюли. Дорога к старому аббатству, тянувшаяся через вересковую пустошь на юго-восток, отходила от Линдхерста сразу же за ипподромом. При этом она пролегала мимо двух любопытнейших сооружений, которые немедленно привлекли внимание Мартелла. Первым был высокий холм, поросший травой.

– Это Болтонс-Бенч, – пояснил Эдвард.

В начале века герцог Болтон, крупный гемпширский магнат, решил превратить небольшую насыпь, откуда некогда руководил подчиненными старый Кола Егерь, в высокий холм, чтобы с него открывался вид на весь Линдхерст. Герцог славился такими широкомасштабными преобразованиями ландшафта. Где-то еще в Нью-Форесте он самовольно проложил через раскинувшийся на мили древний лес широкую прямую дорогу, решив обустроить удобный проезд для себя и друзей. Но еще больше, чем рукотворный холм, Мартелла поразила высокая, поросшая травой земляная стена, которая тянулась сразу за ним.

– Это загон для оленей, – сказал Эдвард. – Когда-то его использовали во время охоты.

От огромной ловушки, которой некогда заправлял Кола Егерь, по-прежнему захватывало дух. Расширенная еще дальше веков пять назад, земляная стена достигала почти двух миль в длину, перед тем как резко свернуть в леса под Линдхерстом. Исполинские безлюдные руины напоминали на ясном утреннем солнце какой-то доисторический лагерь, встроенный в аристократический мир; но олени в Нью-Форесте остались; на них, как и встарь, охотились, и единственными отличиями от Средневековья стали платная дорога по соседству и церковь на возвышенности. И кто мог знать – вдруг, пока они молча рассматривали земляной вал, из-за зеленого холма Болтонс-Бенч явилась бы и помчалась через пустошь светлая олениха?

В этот момент они услышали сзади веселый оклик, обернулись и увидели, как из-за Болтонс-Бенч выкатил небольшой открытый экипаж, в котором виднелась дородная фигура мистера Гилпина, оживленно размахивавшего шляпой. А рядом с мальчиком сидела Фанни Альбион.

– Вот те раз, – пробормотала Луиза.

В аббатство они вошли вместе. Мистер Гилпин был в крайне радужном расположении духа.

Накануне его удивил приход миссис Прайд, но он был изрядно заинтригован и счастлив чем-то помочь Фанни. Он полностью согласился с тем, что мисс Альбион необходимо прогуляться с кузенами, особенно после выходки старого Фрэнсиса Альбиона. Но он указал экономке на то, что если старик останется в нынешнем настроении, то вытащить Фанни навряд ли удастся.

Признав, что это так, миссис Прайд заверила его и в другом:

– Бывает, сэр, что мистер Альбион спит целый день. Он может даже не узнать, что мисс Альбион нет дома.

– Вы думаете, что завтра так и случится? – спросил священник.

– Он так сегодня разволновался, сэр, что я не удивлюсь.

Когда миссис Прайд ушла, развеселившийся мистер Гилпин сказал жене:

– Мне кажется, она хочет его опоить.

– Разве так можно, дорогой? – спросила та.

– Да, – ответил мистер Гилпин.

И потому он с утра в превосходнейшем настроении выехал в своей двуколке. Заглянув по пути в школу, он прихватил малыша Фурзи, хотя и знал, что это лишнее. Однако ребенок настолько блистал умом, что удержаться от соблазна просветить его было почти невозможно.

Прибыв в Альбион-Хаус, он застал мистера Альбиона в состоянии глубокого сна и, вновь поддавшись искушению, втайне помолился, чтобы сон старика оказался вечным. Однако с Фанни вышло сложнее. Дело было не столько в боязни покинуть отца, сколько в перспективе встретиться с мистером Мартеллом после ее вчерашнего, как она считала, унижения.

– Мое дорогое дитя, – заверил ее священник, – никакого унижения не было. Пусть совершенно неоправданно, но для своих лет ваш отец устроил блестящее представление.

– Но мистер Мартелл удостоился в нашем доме такого приема…

– Моя дорогая Фанни, – с нажимом перебил ее Гилпин, – куда бы ни пришел мистер Мартелл, везде перед ним заискивают. Ему не может не понравиться нечто новенькое. К тому же, – добавил он, – я даже не знаю, осуществят ли вообще ваши кузены свое намерение посетить Бьюли. Так что, возможно, вы ограничитесь обществом меня и юного Фурзи. Молю вас, поедем, мне надо по пути доставить в Линдхерст письмо.

Сейчас же он настойчиво пожелал идти с Тоттонами, оставив Фанни и мистера Мартелла позади.

Если Фанни было стыдно после вчерашних событий, то мистер Мартелл сумел развеять это чувство. Он преподнес случившееся как донельзя смешное событие, сказав, что его еще ниоткуда не выгоняли, но нет сомнения, что это не раз повторится в будущем.

– Поверьте, мисс Альбион, ваш отец очень напомнил мне моего, хотя если свести их, как двух престарелых рыцарей на турнире, то мне сдается, что ваш родитель одержит верх.

– Вы очень добры, сэр. А я, признаться, просто оскорблена.

Мартелл поразмыслил. Вчера ему запомнилась не ее оскорбленность, а бледность, когда она шла через холл, ощущение глубокой печали, даже трагичности и его желание, в тот миг едва ли осознанное, защитить Фанни. Но вот она, раскрасневшаяся от езды на свежем утреннем воздухе. Два образа в одном лице, две стороны души – любопытно. Посмотрим, удастся ли удержать в узде трагичный оттенок.

– Ах, – жизнерадостно продолжил Мартелл, – если бы мы только могли осадить родителей! Но знаете, у вашего отца прекрасные глаза, когда они горят. – Он глянул на нее, как бы присматриваясь. – Как на самом деле и ваши, мисс Альбион. Вам по наследству достались чудесные голубые глаза.

Что оставалось ей сказать или сделать, кроме как покраснеть? Он улыбнулся. Она ни разу не видела в нем подобной сердечности.

– Я полагаю, ваш род очень старый, – продолжил Мартелл.

– Мы считаем себя саксами, мистер Мартелл, и владели в Нью-Форесте землями еще до прихода нормандцев.

– Святые угодники, мисс Альбион! И мы, нормандцы, явились и ограбили вас? Неудивительно, что вы гоните нас за дверь!

– Я думаю, мистер Мартелл, – рассмеялась она, – что вы явились и покорили нас. – И, не преследуя особой цели, на последних словах Фанни взглянула ему в глаза.

– Ах вот как. – Он ответил таким же взглядом, словно мысль о покорении вдруг осенила и его, и какое-то время они смотрели друг на друга, а потом он в задумчивости отвернулся. – Наверное, мы, представители древних родов, – сказал он с толикой доверительности, которая окутала ее, как уютный плащ, – слишком много размышляем о прошлом и застреваем в нем. И все же… – Он глянул на Тоттонов, словно желая сказать, что люди они замечательные, но кое в чем никогда не сравняются с Мартеллами и Альбионами. – Мне кажется, мы связаны с землей узами, которых нет у других.