Эжен Сю - Парижские тайны. Том 1 [с иллюстрациями]

– Они смогут приехать с почтовой каретой, она отправляется из Парижа в восемь часов вечера.

– А поскольку в павильоне надо только расставить мебель, прибить ковры и повесить занавеси, они легко успеют это сделать до завтрашнего вечера.

– О моя дорогая госпожа Жорж, вы меня просто спасаете! Я бы никогда до этого не додумалась… Вас послало мне само провидение… Вы составите мне список, чтобы павильон стал, как его…

– Комфортабельным? Разумеется, составлю.

– Господи, вот еще одно затруднение! Я уже сказала, мы не знаем, кого ждать, господина или даму? В своем письме госпожа герцогиня говорит: человек… Но это так неопределенно!

– Приготовьтесь так, как если бы вы ожидали даму, если же это окажется мужчина, ему будет только приятнее и удобней, дорогая госпожа Дюбрей.

– Вы правы, вы всегда правы…

Появилась служанка фермы и объявила, что завтрак подан.

– Мы сейчас придем, – сказала г-жа Жорж, – но, пока я составлю список всего необходимого, прикажите измерить все три комнаты в павильоне в высоту и по стенам, чтобы можно было заранее раскроить занавеси и подобрать ковры.

– Хорошо, хорошо, я прикажу нашему доверенному.

– Сударыня, – снова вмешалась служанка. – Там еще эта молочница из Стэна, и все ее добро на тележке, запряженной осликом. Ей-богу, не много у нее добра!

– Бедная женщина, – с сочувствием сказала г-жа Дюбрей.

– Кто она, эта бедная женщина? – спросила г-жа Жорж.

– Крестьянка из Стэна. У нее было четыре коровы, и кое-как перебивалась: продавала по утрам молоко в Париже. Муж ее был деревенским кузнецом; однажды ему понадобилось железо и он пошел в Париж со своей женой. Они договорились встретиться на углу той улицы, где она обычно продавала молоко. На свою беду, молочница выбрала дурной квартал; когда муж вернулся, она отбивалась от каких-то пьяных прощелыг, которые опрокинули ее бидоны в канаву. Кузнец хотел их урезонить, они набросились на него. Он стал защищаться и в драке получил смертельный удар ножом… Там он и остался.

– Господи, какой ужас! – воскликнула г-жа Жорж. – Надеюсь, убийцу арестовали?

– К сожалению, нет. В суматохе он скрылся, но бедная вдова утверждает, что сможет его опознать, потому что видела много раз вместе с его приятелями, завсегдатаями квартала. Однако до сих пор все поиски оставались тщетными. Короче, после смерти мужа молочнице пришлось расплачиваться с разными долгами. Она продала своих коров и свой клочок земли. Фермер из Стэна порекомендовал мне эту славную женщину как прекрасную работницу, столь же честную, сколь несчастную, потому что у нее трое детей… старшему только двенадцать лет. У меня как раз освободилось место доярки, я ей предложила, вот она и прибыла к нам на ферму.

– Такая ваша доброта меня не удивляет, дорогая госпожа Дюбрей.

– Послушай, Клара! – обратилась хозяйка фермы к своей дочери. – Помоги этой славной женщине устроиться, а я пока переговорю с нашим ловким доверенным о его поездке в Париж.

– Хорошо, мама. Марии можно пойти со мной?

– Ну конечно!.. Разве вы можете хоть минуту обойтись друг без друга?

И г-жа Дюбрей рассмеялась.

– А я займусь списком, чтобы не терять времени, – сказала г-жа Жорж, присаживаясь к столу. – Потому что нам нужно вернуться в Букеваль к четырем часам.

– К четырем? Вы так торопитесь? – удивилась г-жа Дюбрей.

– Да, потому что в пять часов Мария должна быть в доме священника.

– О, если речь идет о нашем добром кюре Лапорте, это дело святое, – сказала г-жа Дюбрей. – Я распоряжусь, чтобы все было в порядке. А пока пусть девочки наговорятся! Им, наверное, столько нужно сказать друг другу… Пусть поболтают.

– Значит, мы уедем в три часа?

– Да, решено. Но как же я вам благодарна, дорогая госпожа Жорж! Какая добрая мысль мне пришла – обратиться к вам за помощью! – проговорила г-жа Дюбрей. – Пойдемте, девочки, Клара, Мария, пойдем!

Госпожа Жорж принялась составлять список, а г-жа Дюбрей вышла из комнаты вместе с двумя девушками и служанкой, известившей ее о прибытии молочницы из Стэна.

– Где эта несчастная женщина? – спросила Клара.

– Она со своими детишками, с повозкой и осликом на дворе у амбаров, мадемуазель.

– Ты сейчас увидишь эту бедную женщину, Мария, – сказала Клара, беря Певунью за руку. – Она такая бледная, такая печальная в своем вдовьем трауре. В последний раз, когда она приходила к маме, она меня очень расстроила: плакала горючими слезами, вспоминая покойного мужа, и вдруг слезы ее просыхали, и она так проклинала его убийцу!.. Мне… мне становилось страшно, сколько в ней было злобы… Но ее можно понять. Бедняжка! Сколько же на свете несчастных людей, не правда ли, Мария?

– Да, да, вы правы, к сожалению, очень много, – рассеянно ответила Певунья, тяжело вздыхая. – Очень много несчастных людей, мадемуазель…

– Ты опять за свое! – вскричала Клара, сердито топнув ногой. – Опять ты говоришь мне «вы» и называешь «мадемуазель»! За что ты меня так не любишь, Мария?

– Я? О господи!

– Тогда почему ты говоришь мне «вы»? Я знаю, мадам Жорж и моя мать уже бранили тебя за это. И предупреждаю, если еще раз скажешь мне «мадемуазель», я пожалуюсь и тебе еще влетит! Тем хуже для тебя.

– Клара, прости, я задумалась…

– Задумалась! После целой недели разлуки… – печально сказала Клара. – Задумалась, о чем? Уж и так нехорошо, но дело не в этом. Знаешь, Мария, наверное, ты просто гордячка.

Лилия-Мария побледнела как смерть и ничего не ответила.

Перед ней очутилась маленькая женщина во вдовьем трауре и при виде ее дико закричала от ярости и ужаса.

Это была та самая молочница, которая каждое утро продавала Певунье молоко, когда та жила у Людоедки в кабаке «Белый кролик».

Сцена, о которой сейчас будет рассказано, произошла на одном из дворов фермы в присутствии работников и служанок, собравшихся к обеду.

Под навесом стояла маленькая, запряженная ослом повозка, где уместилась вся бедная деревенская утварь вдовы; двенадцатилетний мальчик и два его младших братишки уже начали ее сгружать.

Молочница была женщина в глубоком трауре, около сорока лет, с грубым, мужественным и решительным лицом; глаза ее покраснели от непросыхающих слез. Увидев Лилию-Марию, она сначала дико вскрикнула от ужаса, но тут же боль, негодование и гнев исказили ее черты. Она бросилась к Певунье, грубо схватила ее за руку и закричала, обращаясь к работникам фермы:

– Вот эта злодейка! Она знает убийцу моего несчастного мужа!.. Я сто раз видела, как она говорила с этим разбойником, когда я продавала молоко на углу Старосуконной улицы. Она покупала у меня молоко каждое утро, она должна знать, кто нанес предательский, подлый удар, она такая же, из одной шайки с этими бандитами… О, теперь ты от меня не уйдешь, подлая тварь! – кричала молочница, подогревая себя злобными подозрениями.