Эжен Сю - Парижские тайны. Том 1 [с иллюстрациями]

Эти крики, суета двух приставов вокруг Мореля, который не хотел расстаться с тельцем своей дочери, возбудили любопытство старой идиотки. Она перестала вопить, поднялась и свесила свою уродливую и глупую голову через плечо Мореля… Несколько мгновений безумная старуха смотрела на труп внучки.

Лицо ее сохраняло обычное выражение идиотизма и жестокости, через минуту она хрипло зевнула с подвывом, как голодная гиена, бросилась на свой топчан и завопила:

– Есть хочу! Есть хочу!

– Вы видите, господа, видите эту бедную девочку? Ей было четыре годика, ее звали Адель… Вчера еще я поцеловал ее на ночь, а сегодня утром… Вы скажете: одним ртом меньше и я должен только радоваться, не так ли? – растерянно бормотал Морель.

Разум его не выдерживал этих ударов, следовавших один за другим.

– Морель, дай мне мою дочь, дай мне ее! – кричала Мадлен.

– Да, ты права, каждому свой черед, – ответил несчастный отец.

Он положил мертвую девочку на руки матери, обхватил голову руками и мучительно застонал.

Мадлен тоже не помнила себя: она зарыла тельце дочери в солому своего матраса, глядя на нее со звериной ревностью, а остальные дети стояли рядом на коленях и горько рыдали.

Судебные приставы, растроганные смертью ребенка, вскоре спохватились и обрели свою обычную грубую жестокость.

– Послушай, приятель! – сказал Маликорн. – Дочь твоя умерла, это, конечно, несчастье, но все мы смертны. Мы тут ни при чем, а ты тем более… Следуй за нами! Нам надо прихватить еще одну птичку, такой уж сегодня удачливый денек.

Морель его не услышал.

Погруженный в свои горькие мысли, отрешенный от всего, гранильщик разговаривал сам с собой глухим прерывистым голосом:

– Надо все-таки похоронить мою девочку… Надо посидеть рядом с ней, тогда ее не унесут… Похоронить, но на какие деньги? У нас нет ничего… А гроб! Кто нам даст его в долг? Даже такой маленький гроб! Для девочки четырех лет… Это ведь недорого!.. А катафалк? Зачем? Такой гробик можно отнести на руках. Ха-ха-ха! – разразился он вдруг жутким смехом. – Да я же счастливчик! Она могла умереть в восемнадцать лет, в возрасте Луизы, и тогда никто мне не дал бы в долг большой гроб!

– Эй, пора кончать с этим! – сказал Бурден Маликорну. – Этот парень сейчас спятит. Ты посмотри на его глаза! И еще эта старуха, которая вопит от голода… Ну и семейка!

– Да, пора кончать… Правда, за арест этого нищего нам заплатят всего семьдесят шесть франков семьдесят пять сантимов, мы по справедливости округлим все расходы до двухсот сорока или двухсот пятидесяти франков. Волк за все заплатит.

– То есть даст аванс, но платить за всю музыку придется этому зайчику да еще плясать под нее!

– Если он откопает где-нибудь две с половиной тысячи франков – за свой долг с процентами, судебными расходами и прочим, – вот будет жарко!

– А пока мы здесь замерзаем, – ответил пристав, дуя на пальцы. – Давай кончать. Поведем его, успеет еще похныкать по дороге… Мы с тобой, что ли, виноваты, что его малявка загнулась?

– А не надо плодить детей, когда жрать нечего!

– Пусть ему будет наукой! – добавил Маликорн и хлопнул Мореля по плечу. – Вставай, приятель, пойдем, у нас нет времени. Если не можешь заплатить – в тюрьму!

– В тюрьму? Господина Мореля? – раздался чистый и звонкий голос, и в мансарду ворвалась юная девушка, румяная, свежая брюнетка с непокрытой головой.

– Ах, мадемуазель Хохотушка! – воскликнул кто-то из детей, утирая слезы. – Вы такая добрая! Спасите папу, его хотят увести в тюрьму, а наша маленькая сестренка умерла…

– Адель умерла! – воскликнула девушка, и ее большие черные глаза наполнились слезами. – Вашего отца в тюрьму? Этого не может быть…

Она стояла неподвижно, обводя горящим взглядом всех, кто был в мансарде: Мореля, его жену, судебных приставов.

– Послушайте, милое дитя, вы, похоже, в своем уме, так образумьте этого человека! Его маленькая дочь умерла, ну и ладно! Но мы должны отвести его в Клиши, в долговую тюрьму. Мы судебные приставы коммерческой палаты.

– Значит, это правда? – воскликнула девушка.

– Очень даже правда! Мать спрятала девочку в своей постели, отнять ее невозможно, столько возни… А папаша постарается воспользоваться суматохой и сбежать…

– Господи! Господи боже мой! Какое несчастье! Что же делать?

– Заплатить или сесть в тюрьму. Другого выбора нет. Найдется у вас две-три ассигнации по тысяче франков, чтобы одолжить ему? – насмешливо спросил Маликорн. – Если найдется, сбегайте за ними в банк и погасите его должок, нам ничего больше не надо.

– О, как это отвратительно! – возмущенно воскликнула Хохотушка. – Вы еще смеете шутить, когда такое горе…

– Так вот, кроме шуток, – оборвал ее другой пристав, – если вы такая добрая и хотите чем-то помочь, постарайтесь, чтобы жена не видела, как мы уведем ее мужа. Вы избавите их обоих от неприятной сцены.

При всей своей грубости совет был разумен, и Хохотушка, следуя ему, подошла к Мадлен. Та не помнила себя от горя и даже не заметила девушку, вставшую на колени возле ее матраса рядом с плачущими детьми.

Морель немного пришел в себя после приступа отчаяния, но его угнетали самые мрачные мысли. Он понимал весь ужас своего положения. Если нотариус решился на такую крайность, от него нечего ждать пощады, а судебные приставы только исполняли свой долг.

Морель решил покориться.

– Так пойдем мы наконец или нет? – воскликнул Бурден.

– Я не могу оставить здесь бриллианты, – ответил Морель, показывая на драгоценные камни, рассыпанные на верстаке. – Моя жена не в себе от горя, а доверенная ювелира придет за ними только утром или днем. Камни стоят очень дорого…

«Тем лучше, тем лучше, – промурлыкал про себя Хромуля, который по-прежнему прятался за полуоткрытой дверью. – Тем лучше! Сычиха узнает и это».

– Подождите хотя бы до завтра, чтобы я мог вернуть бриллианты! – продолжал Морель.

– Ничего не выйдет! Пошли!

– Но я не могу оставить здесь бриллианты, они могут пропасть!

– Возьми их с собой, внизу ждет фиакр, заплатишь за него по статье расходов. Поедем к твоей ювелирше, а если ее нет, сдашь камушки в камеру хранения в тюрьме Клиши, там они будут надежнее, чем в банке… И поторопись, чтобы твоя жена и дети не заметили, как мы уходим.

– Прошу вас, подождите до завтра, чтобы я мог похоронить мою дочь! – взмолился Морель прерывающимся от рыданий голосом.

– Нет! Мы и так уже целый час потеряли.

– Да и похороны огорчат вас еще больше, – добавил Маликорн.

– Да, огорчат, – с болью ответил Морель. – Вам ведь так не хочется огорчать людей!.. Еще одно слово…

– Черт побери! Ты пойдешь наконец? – заорал Маликорн, потеряв терпение.

– Скажите только, когда вы получили ордер на мой арест?