Владимир Беляев - Священная война. Век XX

Сабуров объяснил, как он предполагает подтащить за ночь людей к Конюкову, и как это сделать тихо, и как перенести на руках миномёты и, может быть, даже перекатить, тоже на руках, несколько пушек.

Через полчаса они закончили предварительные расчёты и позвонили Проценко.

— Товарищ генерал, я нахожусь сейчас у Сабурова, — сказал Ремизов. — Мы с ним разработали план наступательной операции в его батальоне.

Услышан слова «наступательная операция», Проценко прервал:

— Да, да, сейчас же явитесь оба ко мне — и вы и Сабуров. Сейчас же.

Выбравшись в ход сообщения, они направились к Проценко. Уже начинало светать, но белая пелена метели по-прежнему со всех сторон закрывала горизонт. Далёкий гул канонады не ослабевал, с рассветом казалось, что он слышен ещё лучше.

Проценко был в приподнятом настроении. Он ходил по блиндажу, заложив руки за спину. На нём был тот же парадный китель, в котором он недавно принимал командиров, но сегодня в блиндаже было холодно, и генерал, не выдержав стужи, поверх кителя накинул на плечи старый ватник.

— Холодно. Холодно, — этими словами встретил он Сабурова и Ремизова. — Востриков, сукин сын, не позаботился, чтобы дрова были. Печка едва дышит. — И он притронулся рукой к чуть тёплой чугунной печке. — Востриков!

— Да, товарищ генерал?

— Когда дрова будут?

— Через час.

— Ну, смотри. Очень холодно, — повторил Проценко. — Ну, какая же наступательная операция у вас намечена? — В его голосе чувствовалось нетерпение. — Докладывайте, полковник.

— С вашего разрешения, — сказал Ремизов, — пусть капитан Сабуров доложит. Это его план.

Сабуров второй раз за утро изложил план захвата дома.

— И за эту ночь вы успеете сосредоточить людей в доме Конюкова и до света атаковать? — спросил Проценко.

— Успею, — ответил Сабуров.

— Сколько у тебя на это может пойти людей?

— Тридцать.

— А вы сколько ему можете дать?

— Ещё двадцать. Подумав.

— Значит, пятьдесят человек успеешь перебросить и подготовить? — спросил у Сабурова Проценко.

— Да. Успею.

— А если я дам вам ещё тридцать и будет уже восемьдесят, тоже успеешь?

— Тем более успею, товарищ генерал.

— Ну, что же, добре, добре, — сказал Проценко. — Начнём своё наступление с этого. Только имей в виду, — обратился он к Сабурову, — транжирить людей я не дам. Дом возьмём, не сомневаюсь. Но всё-таки в Сталинграде пока ещё в осаде мы, а не немцы, как бы хорошо ни было там, на севере. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Сабуров.

— Товарищ генерал, — обратился Ремизов.

— Да?

— Разрешите, я лично приму участие в операции.

— Лично? — хитро прищурился Проценко. — Это что же значит: на командном пункте у Сабурова будете? Ну, что же, так и должно быть — вы же командир полка. Или, может быть, к Конюкову в дом полезете? Вы это имеете в виду? Полезете?

Ремизов молчал.

— Полезете?

— Полезу, товарищ генерал.

— Тоже допустимо. Но вот уже в тот, в другой дом вам не разрешаю лазить. Пусть один Сабуров туда идёт. Понятно?

— Есть, товарищ генерал.

— Он туда, вы — в дом Конюкова, а я, может быть, сам на командный пункт приду. Вот так и решим. Сейчас прикажу подобрать вам тридцать человек. Только берегите. Последние, имейте в виду.

— Разрешите идти? — спросил Сабуров.

— Да. Сообщайте мне по телефону, как подготовка идёт. Подробно сообщайте. Мне же интересно, — вдруг совсем просто добавил он. — Да, вот ещё. От имени командира дивизии скажите бойцам и командирам: кто первым в дом ворвётся — орден, кто следующим — медаль, кто «языка» возьмёт — тоже медаль. Так и передайте. Конюков, говоришь, первоначальное предложение сделал? — спросил Проценко у Сабурова.

— Конюков,

— Конюкову — медаль. Я ему недавно орден дал, да?

— Да.

— Вот и хорошо. Теперь — медаль. Пусть носит. Так и скажи ему: медаль за мной. Всё. Можете идти.

Поп» день прошёл в подготовке к ночному наступлению. Всё делалось быстро, без задержек и с удивительной готовностью. Казалось, лихорадочная жажда деятельности охватила всех. Уже через два часа Сабурову позвонил начальник штаба дивизии и сказал, что тридцать человек собраны. Артиллеристы с разных участков дали три пушки для того, чтобы после взятия дома сразу же, ночью, вкатить их туда. Петя в углу блиндажа возился с автоматами — своим, Сабурова и Масленникова, так тщательно прочищая и смазывая их, как будто от этого зависела судьба операции. Он даже вытащил из угла порванную холщовую сумку Сабурова для гранат и тщательно заштопал её. Той строжайшей тайны, которой требуют военные уставы во время подготовки к операции, на этот раз в батальоне соблюдено не было. Напротив, каждый знал, что ночью готовится захват дома, и радовался этому, хотя кому-то из них, наверно, предстояло именно в эту ночь сложить свою голову.

И далёкая непрекращавшаяся канонада, говорившая, что наступление продолжается, и эта неожиданная идея захвата дома после долгого стояния в обороне — всё, вместе взятое, заставляло не думать о смерти или, точнее, думать о ней меньше, чем обычно.

Под вечер в батальон явился Ремизов. Он сказал, что его люди и люди Проценко уже готовы и ждут. Они вчетвером — Ванин, Масленников, Сабуров и Ремизов — наскоро закусили, не особенно сытно, потому что Петя, занятый чисткой автоматов, на этот раз сплоховал, и договорились о распределении обязанностей. Ванин должен был остаться в батальоне. Кстати сказать, он только что вернулся из роты. Весь день на позициях продолжалась обычная стрельба, и немцы даже переходили два раза в небольшие атаки. Словом, всё шло так, как будто на севере не было этой всё перевернувшей в сознании людей канонады. Теперь Ванину предстояло дежурить ночь в штабе батальона, кого-то одного всё-таки следовало оставить здесь. Он согласился, хотя Сабуров видел по его лицу, что он недоволен и с трудом сдерживается. Зато Масленников, был в отличном настроении. Ему предстояло идти вместе с Сабуровым и Ремизовым в дом к Конюкову.

Сразу же, как стемнело, Сабуров вместе с первой партией бойцов и Масленниковым благополучно перебрался в дом Конюкова.

— Товарищ капитан, разрешите спросить? — Этими словами Конюков встретил Сабурова.

— Ну?

— Канонадой этой, стало быть, наши немцев в круг берут?

— Стало быть, да.

— Вот я так и объяснил, — сказал Конюков. — А то они меня все спрашивают: «Товарищ лейтенант (они меня все лейтенантом зовут, поскольку я начальник гарнизона), товарищ лейтенант, это наши наступают?» Я говорю: «Определённо наступают».

— Определённо наступают, Конюков, — подтвердил Сабуров. — И мы с тобой будем сегодня наступать.

Потом он передал Конюкову, что Проценко наградил его медалью, на что Конюков, вытянувшись, сказал: