Дэвид Кертцер - Похищение Эдгардо Мортары

Потом Марианна вернулась в спальню. А через несколько минут они услышали страшный грохот, как будто хлопнула дверь. На зов Роза не откликалась, и Момоло, уже привыкший к тому, что служанки могут, не сказав ни слова, запросто уйти из дома, попросил дочь Эрнесту сходить в комнату Розы и посмотреть, не забрала ли она с собой одежду: это был бы верный знак того, что она действительно ушла. Тем временем его жена отправилась искать Розу на лестнице. Возвращаясь по коридору, она услышала крики со двора и пошла в спальню сыновей, чтобы оттуда выглянуть во двор. Там, внизу, она и увидела лежащую Розу. «Она возвратилась в мою спальню с опрокинутым лицом и сообщила, что Роза выбросилась из окна». Болаффи, услышав такое, побежал сам посмотреть. Потом Болаффи вернулся в спальню Момоло и «сказал, что пойдет в полицию и попытается как-то помочь Розе. Посреди общей суматохи я дважды попытался подняться с постели, но не сумел». Тогда Момоло велел сыну Аристиду сбегать вниз и выяснить, что произошло.

Пока все это происходило, по словам Момоло, у него дома находились только Болаффи, маленький сын Болаффи, Роза, его собственный младший сын Аристид, его жена и три дочери. Старших сыновей дома не было. Его спальня находилась далеко от той комнаты, из окна которой выпала Роза, сказал он, а сам он предыдущие две недели совсем не вставал с постели, если не считать отлучек в уборную.

Закончив допрос Момоло, следователь перешел из лазарета в основную часть тюрьмы Мурате, чтобы допросить Фламинио Болаффи. Болаффи сказал, что забыл сообщить полицейским о том, что, провожая Розу и Имельду домой к Мортара, он взял с собой 12-летнего сына Эмилио. На вопрос о том, был ли у Розы на голове белый платок, когда она пришла к нему домой, Болаффи ответил, что нет, не было.

— Вы должны знать, — сказал следователь, — что, опираясь на уже проведенное расследование, мы вынуждены заключить, что Розу Тоньяцци кто-то ранил в голову в квартире Мортара еще до того, как она выпала из окна. Поэтому мы считаем, что эту рану ей нанес или сам Мортара, или вы и что потом ее, уже с этой серьезной раной, выбросили из окна.

— Это исключено, — возразил Болаффи. — Разве что она сама себя изувечила. Мортара не покидал своей спальни, а у меня не было никаких оснований поднимать руку на чужую служанку.

На следующий день следователь, в соответствии с требованиями закона, попросил у суда разрешения оставить подозреваемых в тюрьме. По его словам, первичный вывод о том, что данное происшествие является самоубийством, был ошибочным, что доказывала рана на лбу жертвы, обвязанная платком. В тот день, по показаниям свидетелей, Роза вернулась домой здоровая и спокойная. Женщины из квартиры на нижнем этаже слышали сердитые крики из квартиры Мортара, а сразу же после этого Роза упала во двор. Пока она лежала на мостовой и стонала, ее спросили, не выбросил ли ее кто-нибудь из окна, и она ответила утвердительно.

Все эти свидетельства, писал следователь, наводят на большие подозрения, что Розе нанесли опасное увечье еще внутри квартиры Мортара, а затем ее, полуживую, вытолкнули из окна, чтобы создать видимость самоубийства. Хотя при тщательном осмотре квартиры, проведенном на следующий день, не обнаружилось ни следов крови, ни орудий убийства, это не кажется удивительным, учитывая допущенное промедление.

Собранные свидетельства, писал следователь, «диктуют необходимость ареста Мортары и другого еврея, Фламинио Болаффи, — того человека, который находился в квартире Мортары во время происшествия». Какие подозрения падают на Болаффи? Именно он, писал следователь, принес в полицию известие о случившемся, даже не попытавшись перед этим оказать какую-либо помощь пострадавшей. Кроме того, это он внушал всем мысль, будто подтолкнуть Розу к самоубийству могла ее встреча с бывшим хозяином. А если Розу чем-то сильно ударили в квартире, а потом сбросили во двор, то Болаффи наверняка должен был об этом знать.

Сам Момоло утверждал, что не мог подняться с постели, однако сосед в тот же вечер видел, что он выходит из дома вместе с младшим сыном и без особого труда идет по улице. И все свидетельства ясно указывают на то, что у Момоло ужасный характер: из его квартиры постоянно доносились крики и ругань, и ни одна служанка не задерживалась в этой семье надолго.

Судья счел просьбу следователя обоснованной и распорядился оставить обоих арестованных в тюрьме.

Сразу же после ареста Момоло его родные отправили телеграмму Риккардо в Турин, прося его немедленно приехать домой «по срочному семейному делу». Тем временем Аугусто, недавно получивший диплом юриста, взял на себя защиту отца в суде.

Следствие набирало обороты, и в течение следующих двух недель Маработти вызвал и опросил еще двадцать свидетелей, благодаря чему стали известны новые тревожные факты. Однако первые несколько свидетелей нисколько не помогли стороне обвинения. Джованни Бальдуцци, молодой офицер-карабинер (отозвавшись на зов соседки, он оказался первым полицейским, прибывшим на место происшествия), рассказал, что, увидев Розу лежащей во дворе через несколько минут после падения, он взбежал наверх, в квартиру Мортара. Быстро пройдя по комнатам, он обнаружил, что открыто только одно из окон — то, что выходило во двор из комнаты с двумя кроватями. Хотя он быстро поглядел по сторонам, высматривая, нет ли где пятен крови или других подозрительных улик, ничего подобного он не заметил. «Тогда я зашел, — рассказал он, — в комнату, где собралась вся семья Мортара и где сам Мортара лежал в постели».

По просьбе Аугусто Мортары, выступавшего в качестве адвоката отца, следователь опросил ряд свидетелей, которые могли дать показания о характере и поведении Момоло. 26-летняя швея сообщила, что в течение многих месяцев регулярно приходила домой к Мортара и обшивала их. Она иногда слышала, как Момоло повышает голос, но, говорила она, «я ничего плохого не могу сказать о семье Мортара». В заключение она заметила: «Я не верю, что он способен был выбросить эту женщину из окна». Затем позвали цирюльника, и тот засвидетельствовал, что в последние недели приходил в дом к Мортара, чтобы брить Момоло, который из-за болезни перестал вставать с постели.

Однако соседи Момоло, очевидцы трагедии, продолжали сомневаться в его невиновности. Из них наиболее враждебно настроена была 38-летняя Энрикетта Маттеи, жившая на третьем этаже в одном доме с Момоло. «Я знала еврея Мортару, — заявила она, — здоровалась с ним, и только». Хотя 3 апреля ее не было дома, она сказала следователю, что накануне произошло кое-что такое, о чем ему следует знать.

Было воскресенье, и она подслушала, как Момоло «бранит служанку Розу, только что вернувшуюся с мессы: „Сколько времени ты пропадала в церкви, чтоб черт побрал и тебя, и твою мессу!“ И он еще долго так на нее ругался. Тогда я подошла к окну и сказала: „Черт побери тебя и твоего раввина!“ После этого он сам захлопнул свое окно — и я слышала, что все это происходит на кухне, а не в постели в спальне. После того как я сказала такие слова еврею, — добавила свидетельница, — к окну подошла Роза, горестно покачала головой, и я увидела, что она плачет».