Дэвид Кертцер - Похищение Эдгардо Мортары

На протяжении почти всей истории своего существования в Болонье современная инквизиция занималась искоренением протестантской ереси. Эта задача была здесь особенно важной отчасти потому, что знаменитый Болонский университет привлекал студентов и преподавателей из тех стран, где широко распространился вирус лютеранства и кальвинизма. Однако за полвека между основанием инквизиции и изгнанием евреев из Болоньи местным инквизиторам много раз приходилось справляться с особыми трудностями, возникавшими из-за евреев.

12 августа 1553 года Священная канцелярия в Риме приказала инквизиторам по всей стране собрать и сжечь все экземпляры Талмуда, какие найдутся в еврейских домах и синагогах; спустя четыре года она запретила евреям держать у себя какие-либо иные книги на древнееврейском языке, кроме тех, что составляют Ветхий Завет [290] Davidson, «The Inquisition and the Italian Jews», p. 35. . Всего за несколько месяцев до того, как евреев изгнали из Болоньи, куда они не могли вернуться целых двести лет, инквизиция арестовала одного еврея и обвинила его в том, что он уничтожил несколько священных христианских изображений в придорожных часовнях Болоньи. Аллегро, сына Иакова, родом из моденского гетто, схватили вместе с его другом-христианином Оттавио Барджеллини. Хотя выяснилось, что в святотатстве они невиновны, допросы выявили, что они повинны в совершенно другом преступлении против Господа и религии — в содомии. Барджеллини также обвинили еще и в том, что из-за связи с Аллегро он подвергся «иудаизации». Обоих мужчин приговорили к смерти.

22 мая, в день, на который была назначена казнь, Аллегро (без сомнения, надеявшийся на помилование) заявил о желании принять христианство, и его в тот же день крестили — в восемь часов утра. Однако приговор остался в силе, и обоих приговоренных вскоре повели к эшафоту, специально сооруженному на Пьяцца Маджоре, где без лишних проволочек обезглавили. Но даже при таких кровавых обстоятельствах крещение еврея стало поводом для празднования. Если тело казненного христианина без церемоний сбросили в яму и прикрыли рогожей, то тело Аллегро торжественно положили в Сан-Петронио, приставив отрубленную голову к шее. В тот же день с большой пышностью, в сопровождении множества ликующих болонцев, его расчлененный труп перенесли для погребения в церковь Сан-Доменико. Похоронили бывшего иудея под новым именем Паоло Орсини, которое он получил в то же утро от гордого крестного отца, Лодовико Орсини. Все это происходило через девять дней после того, как на улицах Болоньи появились объявления с приказом всем евреям убираться вон из города [291] Vittore Ravà, Gli ebrei in Bologna (1872), pp. 17–19. О печальном случае в середине XVII века, когда еврей был брошен в болонскую тюрьму Торроне и с пристрастием допрошен инквизитором, см. Ermanno Loevinson, «Un marrane du XVII si è cle à Bologne, Emmanuel Passarino Léon ou Juda Vega», Revue des Études juives , n.s. vol. 3 (1938): 91–96. .

Лучшая пора инквизиции миновала к началу XVIII века — тогда уже перестали публично приносить в жертву еретиков и подозреваемых больше не пытали, поднимая с земли за запястья, связанные за поясницей [292] Об истории инквизиции в Болонье в XVII и XVIII веках см. Alessandra Fioni, «L’Inquisizione a Bologna. Sortilegi e superstizioni popolari nei secoli XVII e XVIII», Il Carrobbio (1992): 141–150. . Но лишь в последние годы того столетия, когда в Италию вторглись французы, инквизицию впервые отменили. Болонский инквизитор не просто потерял работу: он заодно лишился и пристанища, потому что доминиканский монастырь был упразднен и распущен, а инквизиторские архивы захвачены. Инквизиция вернулась в Болонью, как и в остальные города Папской области, лишь после падения французского режима в 1814 году.

В годы Реставрации одной из главных обязанностей Священной канцелярии был надзор над евреями, жившими в Папском государстве. Помимо разбора дел тех евреев, что выходили из повиновения, инквизиция издавала указы, напоминавшие еврейскому населению о вновь наложенных ограничениях. В 1843 году Священная канцелярия распространила полный список запретов: евреям запрещалось предоставлять христианам жилье или продавать пищу, а христиане не должны были работать на них. Евреям не позволялось владеть землей или зданиями. Евреям нельзя было проводить ночь за пределами своего гетто, не разрешалось поддерживать «дружеские отношения с христианами». Евреям запрещалось проводить какие-либо церемонии, связанные с погребением покойников. Главный инквизитор заключал свой указ словами: «Тех, кто нарушит эти правила, ждет наказание Священной инквизиции» — и добавлял: «Эти постановления будут зачитаны в гетто и развешаны в синагогах» [293] «Editto della Santa Inquisizione contro gl’Israeliti degli Stati Pontifici», в: Achille Gennarelli, Il governo pontificio e lo stato romano, documenti preceduti da una esposizione storica (1860), parte I, pp. 304–305. .

Когда отец Фелетти впервые написал в Священную канцелярию в Риме, спрашивая, как ему быть с делом Мортары, у него (как и у его болонских предшественников) практически не было опыта обращения с евреями. Зато он знал, что такого опыта более чем достаточно у Священной канцелярии. Двенадцать кардиналов, входивших в Конгрегацию Священной канцелярии, и другие опытные инквизиторы собирались каждый понедельник для решения как раз таких дел, о котором он спрашивал.

А вот у новоиспеченной команды судей, которым поручили уголовное судопроизводство в королевском правительстве провинции Эмилии — территориальной единицы, возникшей днем раньше, опыта не было почти совсем. Приступая к рассмотрению первого уголовного дела при новом режиме, они рисковали погрязнуть в политической и юридической трясине: ведь было совсем неясно, какие законы теперь следует применять. Впрочем, в данный момент их гораздо больше занимало преступление инквизитора, который приказал силой забрать ребенка у родителей, чем какие-либо тонкости, связанные с применением новой системы законов, которые имели бы обратную силу для действий, совершенных при старом режиме и старых законах.

Как только Курлетти завершил ночной допрос двух карабинеров, он решил — с одобрения Фарини — арестовать инквизитора. Для выполнения этой миссии он собрал внушительную группу сопровождения, ведь отец Фелетти не был заурядным преступником. Вместе с Курлетти в Сан-Доменико отправились несколько высших чинов болонской полиции, судья по уголовным делам Франческо Карбони, а также большое количество других полицейских. Было почти три часа ночи, когда они прибыли в Сан-Доменико, находившийся едва ли в двух минутах езды на карете от Палаццо Комунале. Впоследствии сам отец Фелетти так описывал сцену своего ареста:

Ранним утром второго числа сего месяца, около половины третьего, меня внезапно разбудили: в моей спальне находились разные полицейские начальники и еще множество полицейских. Они попросили меня немедленно одеться и приготовиться к обыску помещения. Я оделся как мог быстро, и из спальни меня перевели в другую комнату моей резиденции, где полицейский инспектор — он не был болонцем [Курлетти выдавал его акцент] — сообщил мне, что я арестован. После этого меня принялись допрашивать, утверждая, что я виновен в нарушении общественного порядка, так как, по их словам, я приказал схватить мальчика Эдгардо Мортару, сына еврея Момоло [294] ASB-FV, p. 23. .