Дэвид Кертцер - Похищение Эдгардо Мортары

Два разных мира столкнулись в ту ночь, когда полицейские ворвались в покои инквизитора, обвиняя его в похищении ребенка, и постепенно, видя, что доминиканский монах упрямо отказывается признавать за ними право судить его, начали терять терпение. Все встало с ног на голову: отец Фелетти сидел в собственной резиденции в Сан-Доменико, но не он вел допрос, а его допрашивали.

«Меня зовут падре Пьер Гаэтано Фелетти, я принадлежу к ордену доминиканцев, — сообщал он, отвечая на вопросы. — Моего отца, ныне покойного, завали Филиппо. Я родился в Комаккьо [под Феррарой]. Я живу в этом монастыре. До сей поры я никогда не имел дела с законом, меня никогда не арестовывали и не допрашивали». На вопрос о том, знает ли он, за что его арестовали, он ответил отрицательно, но добавил: «В этом смысле я должен заявить следующее: я считаю данный арест произволом некомпетентных властей, потому что я священник и, более того, сам папа римский назначил меня некогда главой инквизиции Болоньи».

«Известно ли вам, — спросил глава полиции, — о похищении мальчика по имени Эдгардо Мортара, которое произошло в этом городе при участии папских жандармов 24 июня 1858 года?»

На это отец Фелетти ответил: «Мне нечего сказать».

Но полицейский инспектор настаивал: «Выступая в роли главного инквизитора, вы писали письмо полковнику де Доминичису, приказывая ему организовать похищение мальчика?»

«Если я писал кому-либо официальные письма, я не могу этого отрицать, но в то же время я ничего не могу сказать по этому поводу».

Курлетти, взбешенный уклончивостью монаха, повторил вопрос, но инквизитор ответил просто: «Священная клятва не позволяет мне разглашать сведения, являющиеся достоянием трибунала католической веры».

Сформулировав вопрос несколько по-другому, Курлетти спросил, не являлся ли приказ инквизитора причиной того, что бригадир Агостини доставил мальчика в Дом катехуменов в Риме. Но отец Фелетти увильнул от ответа и на этот вопрос, сославшись на клятву хранить тайны, и добавил: «Поскольку я слышу, что здесь упоминается имя некоего мальчика, Эдгардо Мортары, то я должен сказать: меня утешает мысль о том, что в лице этого невинного создания я обрел нового ангела-хранителя, который будет молиться милосердному Господу о спасении моей души».

Когда и другими вопросами из доминиканца не удалось вытянуть ни одного полезного ответа, Курлетти велел монаху сдать все бумаги, связанные с делом Мортары.

«У меня здесь нет ничего, что имело бы отношение к Священной канцелярии», — ответил Фелетти. Он уже сжег все документы, касавшиеся дела Мортары. Но когда его спросили, когда именно он предал их огню и как это происходило, монах повторил, что о делах, имеющих отношение к Священной канцелярии, он не вправе говорить ни слова.

Курлетти сделал последнюю попытку развязать инквизитору язык: «Похищение Эдгардо Мортары нарушило общественный порядок и лишило его семью покоя. Поэтому, позвольте, я снова попрошу вас давать более удовлетворительные ответы, поскольку, какую бы должность человек ни занимал, особенно если это должность главного инквизитора, он должен быть готов объяснять отданные приказы».

«Что касается моей деятельности в качестве инквизитора Священной канцелярии в Болонье, — отвечал отец Фелетти, — то давать объяснения я обязан лишь одному суду — суду Верховной священной конгрегации в Риме, префектом которой является его святейшество папа римский Пий IX, и больше никому».

Затем отцу Фелетти, как положено, зачитали запись допроса, однако он отказался поставить свое имя на этой бумаге. Документ подписали другие восемь человек, присутствовавшие при допросе: шеф полиции Курлетти, прокурор Карбони, четыре полицейских чина и еще двое полицейских, приглашенных в качестве свидетелей.

Не обращая внимания на протесты монаха, Курлетти приказал полицейским обыскать монастырь, надеясь, что все-таки найдутся какие-нибудь документы инквизиции, связанные с делом Мортары. Они обыскали все закоулки резиденции Фелетти, перерыли все шкафы с инквизиторским архивом и всю монастырскую библиотеку. Но ничего не обнаружилось. Уже брезжил рассвет, и Курлетти сдался. Инквизитора повели к полицейскому фургону, и он прошел по двору Сан-Доменико, подметая камни своими длинными белыми одеждами. Процессия экипажей покатилась назад в полицейское управление, по пути доставив инквизитора в его новые покои — а именно в печально знаменитую тюрьму Торроне [295] Там же, с. 7–12. .

Изо всех эпизодов истории Мортары, обросшей множеством мифов, арест отца Фелетти в Сан-Доменико примечателен тем, что обрел мифическое измерение едва ли не сразу. Несмотря на свою главную роль в деле Мортары, раньше монах не привлекал к себе всенародного внимания. Его заслоняли другие церковные фигуры, куда более известные. Когда искали виноватых в Болонье, всегда вспоминали кардинала Вьяле-Прела, которого знали во всей Европе и который привычно служил в глазах публики живым воплощением религиозного фанатизма. Во многих пересказах этой истории именно кардиналу отводилась роль инициатора и организатора похищения Эдгардо, хотя в действительности ничто не указывало на то, что он мог играть такую роль. А поскольку в любом случае основная битва давно уже переместилась в Рим, где удерживали Эдгардо, то внимание публики переключилось на кардинала Антонелли и на папу Пия IX. И лишь когда Курлетти с командой полицейских явились в Сан-Доменико, отцу Фелетти с изрядным запозданием досталось вполне заслуженное внимание общества.

Хотя обстоятельства его ареста были действительно довольно драматичными, европейская пресса значительно приукрасила сцену, разыгравшуюся в Сан-Доменико. Либеральные газеты с большим воодушевлением передавали эту новость, и в их статьях фигурировали подробности (по большей части вымышленные), которые изображали падре настоящим религиозным фанатиком — пускай, может быть, и искренним в своей вере, но все-таки фанатиком.

Чаще всего повторялся рассказ, опубликованный в лондонской Times : полиция будто бы явилась как раз вовремя и поймала монаха, когда тот уже садился в карету, намереваясь бежать. Когда же рука правосудия настигла его, монах упал на колени прямо на мостовой, «чтобы поблагодарить Небо за то, что оно избрало его и велело ему стать мучеником за святое дело». Потом, вернувшись мыслями на землю, продолжал автор статьи в Times , отец Фелетти принялся осыпать проклятьями и угрозами отлучения от церкви поймавших его людей, на что те отвечали насмешками [296] Из итальянского перевода в Volli, «Il caso Mortara nell’opinione pubblica», p. 1121n64. Материал из Times также воспроизведен в заметке Исидора Каэна в «Chronique du mois», Archives Israélites , февраль 1860 года, с. 91. . Боттригари в своей болонской хронике добавлял, что, хотя Фелетти и утверждал, будто сжег все инквизиторские записки по приказу начальства, полиция после тщательных поисков все же обнаружила «стопку бумаг, которые, возможно, имеют определенную важность» [297] Bottrigari, Cronaca , vol. 3, p. 3. . Такой слух тоже получил тогда широкое хождение, хотя в действительности полиции ничего не удалось найти.