Владимир Грусланов - Серебряные трубы [Рассказы]

Впервые я попал в эти края в 1928 году.

Приехав сюда по заданию обкома партии на хлебозаготовки, я уже тогда понял: здесь, в селах Боровичского и соседнего с ним Любытинского районов, настоящий «суворовский край».

В селе Каменке в давние времена находилось родовое имение Суворовых. В сорока километрах от него, окруженное густыми лесами, лежало село Кончанское. В нем фельдмаршал коротал дни своей опалы, следил за успехами молодого французского генерала Бонапарта, готовился к встрече с ним на поле сражения.

Беседуя с учителями, агрономами и крестьянами, я узнавал, что в рассыпанных вокруг Боровичей селах хранятся самые разнообразные вещи, находившиеся лет 40–50 назад в суворовских усадьбах. Однажды старик крестьянин принес хорошо сохранившуюся, изданную лет за полтораста до этого, книжку на французском языке. В книжке описывались знаменитые морские сражения старых лет.

— Эта книга от Суворовых! — сказал старик и осторожно, словно это была хрупкая вещь, подал мне завернутую в плотную бумагу книгу.

Там же я увидел стародавнюю медаль — солдатскую награду за боевые подвиги. Правнуки суворовского солдата сберегли ее до наших дней.

В одном месте, говорили мне, хранятся книги из личной библиотеки Суворова, в другом — старое оружие, в третьем — комод, стоявший когда-то в доме полководца.

Пожилой ветеринар с чумацкими усами на бритом лице рассказал, что в одном сельсовете, близко от Кончанского, берегут одеяло из усадьбы Суворова с вышитыми шелком гербами его рода.

— Крестьяне сдали его в сельсовет на хранение, — говорил ветеринар.

Но я не мог в те дни заняться сборами суворовских реликвий. Поездка по селам Боровичского района не прошла бесследно. Я записал много интересных сведений, записал адреса людей, хранивших вещи из суворовских усадеб. Впоследствии все это очень пригодилось мне в работе.

Прошло десять лет. Я снова попал в эти места. Но теперь я приехал сюда уже не обыкновенным наблюдателем. Меня всегда особенно привлекало село Кончанское.

Здесь, в глуши новгородских лесов, почти два года прожил опальный полководец. Здесь он, честный, правдивый, мужественный, вел неравный поединок с царем: быть ли русскому русским или пойти на поклон к иноземным учителям.

«Русские прусских всегда бивали, — говорил он, — учиться нам у них нечему».

Не склонил Суворов перед царем голову. Прошло время, Павел вызвал его из Кончанского и сказал:

«Воюй, как умеешь, а я тебе мешать не стану».

Отсюда Суворов 6 февраля 1799 года выехал в свой знаменитый Итало-Швейцарский поход. В этом домике опальный фельдмаршал, кончанский ссыльный, стал главнокомандующим российской и австрийской союзнической армии.

Было от чего взволноваться.

Собравшись в 1938 году ехать в Боровичи, я разработал обширный план сбора всего, что окружало при жизни Суворова, что напоминало о его делах. Вместе со мною в Боровичи направлялся инспектор областного отдела охраны памятников.

Мы договорились обследовать места, связанные с жизнью Суворова в селе Кончанском, чтобы взять под государственную охрану наиболее ценные в историческом отношении, принадлежавшие некогда полководцу строения.

Рано утром мы уже находились в городе Боровичи, а спустя час вместе с директором местного краеведческого музея сидели в райкоме партии и беседовали с секретарем.

Секретарь одобрил наш план и тут же предупредил по телефону председателя сельсовета села Кончанского о выезде к нему комиссии.

— Ты мне не содействие оказывай, а сам в работу впрягись, помоги товарищам из области! — кричал он в трубку. — Оказывать содействие мы сами можем! Ты оповести народ о цели, с которой приезжает к вам комиссия, передай колхозникам — пусть приходят слушать доклад о жизни замечательного русского человека, вашего земляка, «графа Кончанского»! — добродушно пошутил он.

У меня не хватило терпения ждать своих спутников, и я укатил из Боровичей с первым автобусом, как пишут историки сувороведы, — «за два часа до рассвета».

Часов в 10 утра на двух легковых автомашинах подкатила к зданию Кончанского сельсовета обещанная комиссия во главе с секретарем райкома партии и председателем исполкома.

Вечером в сельском клубе в старом здании большого дома, где жил когда-то опальный фельдмаршал, собралось более двухсот человек колхозников, учителей, школьников, врачей, служащих.

Пришли в клуб старики — молчаливые, важные. Недоверчиво поглядывая по сторонам, они рассаживались в первых рядах, ближе к сцене.

— Тут лучше видать, да и слышнее, — сказал с усмешкой здоровенный дядька, потомок старинного рода суворовского пушкаря.

Еще в Боровичах, в кабинете секретаря райкома партии, мы вместе с инспектором отдела охраны памятников и директором краеведческого музея разработали подробный план сбора суворовских реликвий. Там же мы ознакомились с картой района, отметили на ней все необходимые нам «населенные пункты», сделали небольшие рабочие чертежики и обсудили, какими «средствами связи и передвижения» сможем пользоваться в нашей работе.

Как видите, подготовка шла самая настоящая.

Свой «штурм» мы начали с доклада о жизни Суворова. Директор Боровичского музея рассказал, как Суворов более полувека служил родной стране и народу.

Не все желающие могли попасть в небольшой клубный зал. Много мужчин, женщин и, особенно, детворы толпилось у открытых окон клуба. И все же стояла такая тишина, что, казалось, в зале было пусто.

Председатель райисполкома не выдержал и под конец промолвил:

— Так бы доклады о работе райисполкома слушали!

Вслед за докладчиком выступил я. Для начала рассказал о победе Суворова на Кинбурнской косе и о том, как он взял штурмом Измаил.

Только после этого я разъяснил собравшимся, что в Кончанском имеется все, чтобы создать музей Суворова, надо только собрать оставшиеся после его смерти вещи.

— Выходит, сюда к нам поедут из Новгорода и Ленинграда? — недоверчиво спрашивали меня колхозники.

— Со всех концов Советского Союза! — утверждал я. — Через год-другой вам придется встречать у себя гостей из Москвы, Киева, Минска, Владивостока, Ташкента, а может, и еще из более далеких краев.

Собрание закончилось поздно, а люди не расходились.

Со всех сторон раздавались требования записать адрес, где хранится та или иная вещь из усадьбы Суворовых.

— Запишите обязательно, — тормошил меня пожилой колхозник, — у Баташевой Варвары в подклети лежит старинный ручной жернов, а у Данилы Рожнова стоит диван, оттуда же, суворовский. Там же соха старая, тоже из усадьбы, сам видел.

Я не успел еще записать эти слова, как почти одновременно справа и слева от себя услышал: