Александр Бубенников - Годунов. Кровавый путь к трону

– Неужто даже так – война?

– А ты как думал, царевич? Вот потому и готовил тебя к битве, к войне с момента появления твоего на свет – воином и воеводой! – за свое царство и за свою землю!

– Я уже воин…

– Какой ты еще воин, сынок, тебя хоть соплей не перешибешь, но кулаком самозванца молодого можно…

– Я «на кулачках» никому не дамся, и с саблей на коне тоже…

– Да ладно, ладно, это я так, согласно присказке: думай о хорошем завтрашнем дне, но готовься к худшему… А когда враг подступит, не оплошай, бейся насмерть, не понарошку.

– Не оплошаю, батюшка…

– И еще вот что… – Задело Бориса Федоровича пылко вымолвленное сыном словцо «не оплошаю», посему он задумался, стоит ли сейчас с малолетним сыном-царевичем предаваться своим тяжким воспоминаниям. Но все же решился, поморщившись и махнув на все рукой: не подвернется потом удобного случая. Спросил строго и доверительно: – Знаешь такую русскую пословицу: «На Бога надейся, а сам не плошай»?

– Конечно, знаю.

– Это хорошо… Я сейчас тебе очень важные вещи скажу, которые тебе должны пригодиться в жизни. Одно дело, чей-то опыт жизни человеческий, мол, кто-то далекий на Бога понадеялся, а сам оплошал… А сейчас я тебе расскажу о том, когда твой отец на Бога понадеялся…

– …и оплошал, – весело подхватил Федор. – Так не надо плошать никогда, батюшка…

Царь пожевал губами, строго глянул на сына, показывая, что не очень доволен подсказкой из-за излишне веселого голоса, и сказал с какой-то давней затаенной тоской:

– Правильно говоришь, что не надо плошать, когда цена оплошки отца – это жизнь его сына-первенца…

– Моя жизнь? – спросил Федор с округлившимися от ужаса глазами.

– Слушай внимательно и мотай на ус. Через пять лет после рождения твоей сестры Ксении у меня родился первенец. Малыша мы с твоей матерью назвали по святцам Иваном. Так вот с этим младенцем произошел несчастный случай из-за моей оплошности… Сильно верил в Бога отец твой и этого несчастного ребенка… Когда тот заболел, я, по совету своего духовника, в силу своей сильной религиозности, доверил своего сына-младенца в руки одного Бога… Мол, только один Бог может спасти моего крохотного сынка, когда он сильно захворал… И все же, нет, не буду грех еще один брать на душу… Забудь про моего духовника и его дурацкие советы – отдать жизнь ребенка в руки Бога… Забудь, сын, считай, что не было моего идиота-духовника и его дурацкого совета… Это я сам доверился Господу Богу, слышишь, Федор, сам, в силу особенностей властного неуступчивого характера, не послушал твою мать Марию, что надо спасать сына Ивана с помощью опытных иноземных лекарей, а взял и напоил собственными руками святой церковной водой младенца Ивана и отнес его в мороз в храм Василия Блаженного, на молитвы о его здравии святых отцов… Оплошал я, сынок, понадеявшись только на одного Бога, на молитвы отцов церкви со святой водой… Умер мой несчастный младенец Иван, а мог бы не помереть, отдай я его в руки опытных лекарей-врачей…

После продолжительного молчания Федор спросил:

– И потому с тех пор Ксению и меня ты лечишь, прибегая к помощи иноземных лекарей, Габриэля и других? Не доверяешь народным средствам и молитвам?…

– Так-то, сынок, на Бога надейся, а сам не плошай в принятии жизненно важных решений. Богу Богово… – с горькой улыбкой ответил Годунов.

– …а кесарю кесарево, – снова подхватил сын. – Я знаю значение этой пословицы и новозаветной фразы: «Воздадите кесарева кесареви божия богови», мол, каждому по заслугам… Каждый вправе жить, как он хочет, но все равно получит по заслугам…

– По каким же заслугам? – удивился отец. – По каким заслугам умирать младенцу Ивану из-за оплошности отца… По каким заслугам умирать крохотной царевне Феодосии, на несчастие ее отца Федора Блаженного и моей сестры Ирины Федоровны?… Я сейчас тебе как на духу скажу вот что… Эта мысль мне только сейчас пришла, не поверишь, пронзительная очистительная мысль, вот с тобой и поделюсь… Не было бы никакого самозванца «Дмитрия-царевича», не было бы никакой опалы Романовых, впрочем, не было бы и перед тобой царя Годунова, живи та царевна Феодосия, не умри она, разнесчастная, в неполные два года… Только и ты был бы тогда не царевичем, а сыном боярина, конюшего, правителя… Может, это было бы и счастье наше, не было бы голода на нашей земле, когда народ вымирает, мрет, как мухи… Может, и мне не надо было рыпаться, заглядываться на трон царский… Сидел бы там до сих пор Федор Блаженный, и всем было бы хорошо, а умри он по нездоровью, сидела бы царица Феодосия… Я ведь договаривался с иноземными государями Габсбургами, чтобы ее за королей и королевичей замуж выдать, когда крохотульке царевне года еще не исполнилось… Какой там самозванец Дмитрий-царевич? Какие там «дирижеры» Смуты Романовы? Какие там церковные интриганы, мечтающие сместить с царского престола царя Годунова, а с патриаршего престола патриарха Иова? Ничего не было бы, ни самозванца, ни голода с потрясениями-волнениями народа, глядишь… И я был бы счастливым боярином при Федоре Блаженном и при царице Феодосии Великой… Только бес меня дернул стать первым избранным царем – зачем?… И еще, пусть там, через годы и века-столетия, ученые люди разберутся – не отравили ли Феодосию в младенчестве? Пусть прознают про то, как всех последних московских Рюриковичей выкашивали под корень, и Дмитрия-царевича, и Федора Блаженного… И, видимо, царевну Феодосию… А сейчас с опасным самозванцем на западных границах Московии кто-то замыслил выкосить династию Годуновых…

– …И подсадить на трон Романовых или Шуйских? – спросил во время затянувшейся паузы Федор. – Ради новой династии Романовых, ты хочешь сказать, отец…

– Шуйского Василия уже вызывал, – равнодушно промолвил Годунов, – клянется Богом, что царевич Дмитрий сам закололся. Некому воскресать из гроба в Угличе. Мол, все согласно «Углицкому розыску» – не убавить, не прибавить… А ведь лихое дело с самозванцем может обернуться так, что придется вызывать на расспрос инокиню Марию Нагую, а то и устраивать «очную ставку» матери с сыном-самозванцем, чтобы успокоить богобоязненный народ… Правда, пленить того надобно или, на худой конец, труп его Марии Нагой предъявить, чтобы народ богобоязненный успокоить…

– Пленишь и предъявишь, царь-батюшка. Но усилия большие и везение нужны… Ты был всегда везучий…

– Твоими бы устами да мед пить, царевич. Только на Бога надейся, да сам не плошай.

– Помню, отец, и ты не оплошай, как прежде. – Федор неловко сбился и тихо договорил: – Я не имел в виду смерть младенца Ивана… Я про то, не оплошай с самозванцем, ты же раньше рассказывал, что упустил его случайно, злодея…