Александр Бубенников - Годунов. Кровавый путь к трону

Если бы думцы знали досконально о других винах Федора Никитича, выпестовавшего у себя в доме, под своим началом смутьяна «царевича-самозванца Гришку Отрепьева», о преступных претензиях Никитича на царский престол, с нарушением присяги крестоцелования, то они бы не были столь снисходительны в своем мягком приговоре «колдуну-отравителю». А ведь первые опасные слухи о живом «царевиче Дмитрии» проявятся одновременно с опалой братьев Романовых. Вряд ли это простое историческое совпадение. Летописцы тонко обыграли любопытный факт: когда слухи о «живом царевиче Дмитрии», набирающем силу мести московскому престолу Годунова, дошли до постриженного инока в монастыре, тот забился в смехе. Его идея с мстительным самозванцем, работающим под воскресшего из небытия царевича Дмитрия Ивановича, сработала и материализовалась в Смутное время.

И в этом ужасе Смутного времени у амбициозного преступного Федора Никитича Романова с иноческим именем Филарета будет возможность посчитаться за прошлые обиды с царем Годуновым и реализовать свои прошлые мятежные мечты взойти на престол… Какая разница, на царский престол или патриарший…

Монах Филарет получит сан митрополита от Лжедмитрия I, патриарший – от Лжедмитрия II, использовав самозванцев, лютых врагов Московского царства, для свержения царей из соперничающих боярских партий Годуновых и Шуйских, сначала первого выборного царя Бориса Федоровича, потом второго выборного царя Василия Ивановича Шуйского, чтобы двинуть на царский престол своего 15-летнего сына Михаила Федоровича, установив «династию Романовых» на 300 с гаком лет.

Чем не мечта исторического гениального авантюриста-идиота: мечтать о собственном восшествии на царский престол, заказывая на стыке веков свой «царский портрет», пройти по политическим трупам свергаемых Смутным временем и иноземцев на троне царей и патриархов, чтобы самому, утвердившись на патриаршем столе, стать соправителем своего сына-царя Михаила, основав 300-летнюю династию Романовых.

Это и парадокс, и ужас истории Смутного времени, у которой было много дирижеров и рядовых оркестрантов, но самым удивительным дирижером был патриарх Смуты, мечтавший взойти на царский престол, но вошедши благодаря двум иноземным самозванцам на патриарший престол и посадив на излете Смуты сына на царство.

В царской резиденции, в селе Коломенское, с незапамятных времен, точнее с конца XVI – начала XVII века, хранился помпезный портрет патриарха Филарета в патриаршем одеянии, написанный при жизни. Когда через сонм отшумевших веков портрет попал в руки реставраторов, то при расчистке полотна под первым слоем краски нашли второй слой, более ранний, и с удивлением обнаружили «царский портрет» Федора Никитича Романова в царском кафтане и с царским скипетром в руке. На обороте удивительного портрета реставраторы обнаружили и замазанную надпись «царь Федор Никитич». Об этом историческом явлении царя Федора Романова за слоем патриарха Филарета поведал миру журнал «Русский архив» в 1866 году. Своим царским портретом великий исторический авантюрист потрафил себе парадоксальным образом, добившись потом не только сана патриарха от таких же великих авантюристов-самозванцев, но и получив потом светский титул «великого государя», который носили только монархи-императоры, будучи первым духовным лицом страны – патриархом…

Все лето 1601 года после боярского суда над партией Романовых с соратниками по всей Русской земле лили злые черные дожди, словно серо-черное туманное небо оплакивало жалкую участь подданных несчастливого первого избранного, а «не природного» царя. Многие из современников Годунова потом отметят, что ни один государственный муж до него не тратил столько сил, чтобы заслужить народное благорасположение, только почти все было попусту, природная стихия сопротивлялась его спокойному царству, все время испытывала его на излом.

Из-за жутких летних ливней хлеба на полях не созревали, а стояли зелеными, как трава, и потрясали воображение земледельцев своей немощью. А потом в конце августа, как раз на праздник Успения Святой Богородицы, ударили сильные морозы и несобранный урожай погиб окончательно, и в богобоязненном народе заговорили о реальной угрозе голода. О «костлявой руке» голода, которой можно придушить несчастный народ «не природного царя», если не здесь, сейчас, то где-то там, близко, в недалекой перспективе. В этот год и осенью, и зимой следующего народ кормился прошлогодним хлебом и крохотным урожаем, что удалось спасти и собрать «под дождем и мразями».

Народ позабыл, что царь почти никого не казнил, только миловал, если казнили отъявленных душегубов и разбойников, то никогда именем царя, зато имя царя стояло во всех «похвальных бумагах». Что толку, что во время первого неурожая от ливней и ранних морозов царь делился «своими» хлебными запасами, не жалел «своих личных» средств, чтобы спасать попавших в немилость природы, все равно от «не природного» царя ждали постоянно очередной каверзы, несмотря на творимое им добро. Все равно у богобоязненного, верящего в приметы народа появилось какое-то опасливое отношение к «не природному» царю, не по воле Божьей взошедшему на престол.

Видно, через свои опасения от «первого самозванца» на троне Бориса Годунова, от перенапряжения сил в борьбе со стихией за собственное выживание, народ вглядывался в первые появившиеся знамения неба, с грозными сверканиями, с несколькими солнцами и лунами одновременно, и таинственными знаками откровений к лиху и ужасу на земле-матушке. Неграмотный народ свои впечатления творил в форме устных сказаний о «двух солнцах» и «двух лунах» в туманном неприветливом холодном небе, а подхватывавшие эти народные предания-жалобы ученые иноземцы Конрад Буссов и Мартин Бер переносили в свод знамений начавшегося XVII века:

«По ночам на небе появлялось грозное сверкание, как если бы одно войско билось с другим, и от него становилось так светло и ясно, как будто бы взошел месяц, временами стояли на небе две луны, и несколько раз по три солнца, много раз поднимались невиданные бури, которые сносили башни городских ворот и кресты со многих церквей. У людей и скота рождалось много странных уродов. Не стало рыбы в воде, птицы в воздухе, дичи в лесу, а то, что варилось и подавалось на стол, не имело своего прежнего вкуса, хотя и было хорошо приготовлено. Собаки пожирали собак, а волки пожирали волков. В той местности по ночам раздавался такой вой волков, подобного которому еще не было на людской памяти».

Весной 1602 года народ кое-как засеял поля невызревшим зерном, собранным в прошлый год, но семена не взошли. И тогда настал настоящий голод на русской земле.