Вячеслав Кеворков - Каждому свое

— Неужели?

— Что значит «неужели»?! Я более тридцати лет поставляю в разные страны медицинское оборудование, а тут по старинке или в силу уже старческой сентиментальности и полагаясь по привычке на немецкую обязательность подписал договор с одной немецкой фирмой, после чего отправил товара на шестьдесят восемь тысяч и стал ждать оплаты. Неделю, другую, месяц. Послал напоминание — одно, второе. Наконец получаю неожиданный ответ: деньги отправлены нарочным. С одной стороны, понятно — в нынешнее время переводить деньги через банк, не говоря уж, по почте, долго и рискованно, — и он развел руками в знак покорности неизбежному.

В этот момент подошла хозяйка и поставила перед гостями две сковородки с яичницей, откуда робко выглядывали два крошечных кусочка ветчины, большую плошку с дижонской горчицей и две чашки кофе. Вокруг столика неровными волнами поплыли два чарующих запаха — топленого свиного жира и пышащего жаром кофе.

— В «Ритце» такого аппетитного запаха ни за какие деньги… — начал Генрих.

— Не говоря уже о таком колоритном соседе, — шепнула Карин.

— Вы что же, господа греки, будете жевать или меня слушать? — не на шутку обиделся рассказчик.

— Мы бы хотели насладиться и тем, и другим, а то яичница остынет, — извиняющимся голосом призналась Карин.

— Ладно, — смилостивился сосед. — Так вот, жуйте и слушайте внимательно. Проходит время. На прошлой неделе явились ко мне два молодчика-немца и говорят:

— Мы — представители фирмы. В Париже уже две недели, и за это время успели проиграть в казино привезенные для вас деньги, а потому…

— Тогда я вынужден напрямую обратиться к руководству вашей фирмы и обо всем рассказать! — резонно возмутился я.

— Обратитесь, — ухмыльнулся тот, что помоложе. — Ваша продукция предназначалась для руководства концлагеря Дахау. И, стоит вам поднять шум, мы поместим вас в этот небезызвестный отстойник для евреев.

— Но я же не еврей!

— А вот там у вас будет достаточно времени для того, чтобы доказать это, — усмехнулся тот, что постарше.

Дождь на улице тем временем прекратился. Поставщик медоборудования собрал свои разложенные на столе вещи, скупо попрощался и недовольно, бормоча что-то себе под нос, побрел к выходу.

С его уходом в кафе стало тихо и менее уютно, словно с граммофона сняли отыгранную пластинку и забыли поставить новую.

— Ты так долго не возвращался! Я уже начала волноваться…

— Прости, разговор затянулся. Но меня извиняет то, что человек был очень интересный.

— Вот и прекрасно, а я с годами становлюсь все более чувствительной, хотя и воспитывалась на самых суровых идеалах, которые казались столь далекими от истинных. Но это не самое важное, — она сделала пару глотков из бокала и продолжила: — Главное, что я стала опасаться за тебя.

— За меня? А что, есть основания?

— Пока нет, и хотелось бы их избежать. Именно потому я решила с тобой пооткровенничать.

Генрих взял свой бокал с намерением осушить его, но тут же подумал, что для серьезного разговора достаточно и половины.

— На первый день моего рождения, который остался в памяти, мама с трудом набрала фунт муки, чтобы испечь праздничный пирог. Не помню, сколько было в нем свечей, но хорошо помню, как мы были счастливы. А через месяц или полтора нас пригласила приехать во Францию дальняя родственница папы, в свое время вышедшая замуж за француза.

Она была то ли очень доброй, то ли очень богатой. По крайней мере все расходы по нашей поездке она взяла на себя. Париж в то время буквально лопался от изобилия и роскоши, источником которых были колоссальные репарации, которыми Франция обложила Германию по Версальскому договору.

Помню, как выйдя из первого же парижского большого продуктового магазина, переполненного товарами со всего мира, мама села на стоявшую при входе скамейку и горько заплакала.

Через четыре дня мы вернулись в Германию и, празднуя мамин день рождения, открыли маленькую баночку со знаменитым паштетом из гусиной печени, которую дала нам в дорогу папина родственница. Это было так вкусно, что я позволила себе сразу три бутерброда, а то и больше, с этим лакомством. А ночью почувствовала, что моя печень категорически несовместима с фуа гра, и я просто умираю. Понадобилось четыре недели постельного режима и строгой диеты, чтобы я не переселилась в мир иной.

Она сделала несколько глотков.

— Так вот, в это мрачное и унизительное время появляется человек, которого законно выбирают главой государства. После чего он отменяет все репарационные выплаты, строит прекрасные дороги, давая работу безработным, возрождает германскую армию. Страна очнулась от глубокого обморока поражения. Промышленники наперегонки несут ему деньги и радуются тому, что он их взял. Папа, который хорошо знает фюрера со времен Первой мировой, поскольку тот служил в батальоне, где командовал папа, в результате пришел к выводу, что фюрер обладает даром предвидения, которым природа наделяет лишь избранных и только на определенный срок. Извини, Генрих, если тебе это неинтересно, мы можем поменять тему.

— Не только интересно, но и в высшей степени полезно.

— Я тоже так думаю. Итак, отец отошел от активной политической жизни и, как ни странно, тут же превратился не в тайного советника, а в тайного советчика фюрера. Кстати, очень хорошие отношения сложились у папы и с нашим адмиралом, в результате чего я и попала в его службу. А теперь — самое главное. Ранней весной 1942-го фюрер неожиданно появился у нас в доме и они, как обычно, уединились с папой в его комнате, где пробыли необычно долго, почти два часа. И это если учесть, что фюрер очень высоко ценит свое время и расходует его крайне скупо. А тут вдруг такое расточительство! Я, как всегда, накрывала на стол. Надо знать, что фюрер терпеть не может ни слишком горячий, ни остывший чай, а потому приходилось то и дело входить к ним.

Обычно тема их разговора меня мало интересовала, но на сей раз гость упомянул имя адмирала Канариса, что сразу настроило меня совершенно иначе. Поэтому всякий раз входя в комнату, я внимательно вслушивалась в обрывки фраз с тем, чтобы в конце выстроить из отдельных деталей связную логическую цепь.

— Прости, а не проще было бы просто поинтересоваться темой их беседы у отца?

— Нет, не проще. У нас в семье не принято расспрашивать о том, о чем тебе не рассказали. Правда, чуть позже отец посвятил меня в кое-какие детали.

Карин потерла обеими руками виски, призывая память к сотрудничеству.

— Итак, в начале весны 1942 года наша госбезопасность в лице ее руководителя Гиммлера доложила фюреру о том, что абвер и лично ее руководитель Канарис активно используют в работе агентов из числа евреев. Некоторые из них находятся на личной связи у адмирала, и он регулярно проводит с ними встречи в Танжере, Мадриде, реже в Стокгольме.