Вячеслав Кеворков - Каждому свое

Она выбежала в коридор, сорвала было телефонную трубку с аппарата на стене, но через секунду вернула ее на место, бригадный генерал СС обнаружен мертвым во внебрачной постели — ведь это следствие, суд по подозрению в убийстве генерала в военное время!

Бригит содрогнулась.

Первым импульсивным желанием было позвонить единственной близкой подруге Карин, но та ведь в Париже и вернется лишь в конце месяца!

За это время ее успеет осудить военный трибунал или отрубят голову в берлинской тюрьме Плетцезее. Нет, этого нельзя допустить. Кто-то из знакомых сказал, что хранит в доме цианистый калий на случай, если у него обнаружат рак. Возможно, он поделится с нею.

Она готова все продать, всего лишиться, лишь бы ее не мучили! В какой-то момент Бригит как наяву увидела свою отрубленную голову, лежавшую в корзине, и удивилась лишь тому, что глаза были открыты и с упреком смотрели на нее.

С трудом передвигая отяжелевшие ноги, она подошла к двери своей комнаты, толкнула ее и окаменела.

Перед ней сидел на кровати, свесив ноги, голый покойник, старательно выдавливая из себя в таз отвергаемое его чревом содержимое.

Бригит бросилась к нему, обтерла тело смоченным в теплой воде и уксусе полотенцем, уложила в постель и сама улеглась рядом, радуясь ровному дыханию и не испытывая отвращения к генеральскому храпу.

Было ли у нее к нему какое-то высокое чувство, сказать трудно, но благодарность за то, что он не подвел ее своей смертью — несомненно.

Домой Вальтер вернулся ровно в полночь, под бой старинных часов, стоявших в углу гостиной и отбивавших лишь каждый полный час, не размениваясь на половинки, а тем более на четверти.

Встречавшая его в коридоре жена Ирен едва устояла на ногах, увидев вошедшего мужа.

— Вальтер, милый, да на тебе лица нет!

— Ну, нет лица, значит, оно и не нужно.

— Хорошо, лицо, может быть, и необязательно, но без здоровья не обойтись. Ведь врач сказал, что у тебя печень на пределе.

— Ирен, дорогая, мы все на пределе, а потому я пойду, пожалуй, спать. Завтра утром у меня важная встреча.

Когда на следующее утро Шелленберг появился в кабинете рейхсфюрера, то застал Гиммлера стоящим у окна.

— Заходите, Вальтер, садитесь, — бросил, не оборачиваясь, хозяин кабинета через плечо. — Надеюсь, вы в курсе высадки американцев в Северной Африке.

— Не только в курсе. Я успел заранее предупредить нашего друга банкира Шредера о готовящейся операции американцев с тем, чтобы он успел переместить свой капитал в более надежное место.

— А вот это правильно! Мы им поможем, и они нас не забудут. Так что, если предложат вознаграждение, не отказывайтесь! — и он изподлобья глянул на Шелленберга. — Оно вам может очень пригодиться.

«Вот хитрая лиса! Уже все разнюхал, предусмотрел и теперь великодушно разрешил», — мелькнуло в голове у Вальтера.

— Что ж, банки — это хорошо. Но после высадки американцев и при усиливающемся натиске русских это не более, чем тактика. А вот борьба на два фронта — это уже стратегия.

— Это не стратегия, а наша верная гибель, господин рейхсфюрер.

И от того, что сорвалось с языка, во рту у Вальтера стало сухо. Одного пораженческого высказывания было достаточно, чтобы рейхсфюрер просто нажал на кнопку, вызвал дежурного офицера и приказал комендантской роте тут же, во дворе службы имперской безопасности, расстрелять пораженца.

Гиммлер же молча сидел за столом, низко опустив голову. Напольные часы в углу кабинета прожужжали заведенной пружиной, затем противно щелкнули и точно как домашние отбили половину истекшего часа.

Шелленберг почувствовал, как несколько капель пота, скопившиеся где-то за левым ухом, не выдержав собственной тяжести, одна другой скользнули вниз за воротник.

Рейхсфюрер поднял голову и сквозь толстые линзы очков уставился на Вальтера, который тут же вновь невольно вспомнил о комендантской роте, все еще прозябавшей праздно во дворе.

— Вы упомянули о нашей предстоящей гибели, но ничего не сказали о том, как ее избежать.

— Необходимо немедленно начать переговоры о перемирии, устранив предварительно главное препятствие.

— Каким образом?

— Бескровным, естественно. Например, строгая изоляция на вилле в Берхтесгадене. После чего вы в качестве канцлера ведете переговоры с Америкой и Англией, для которых коммунизм куда менее приемлем, чем национал-социализм. Да, конечно, уступки неизбежны, но суть в их масштабах.

Рейхсфюрер задумался и долго смотрел перед собой в пол. Затем поднял голову и, уставившись теперь в окно, поинтересовался:

— А как вы смотрите на то, чтобы повторить предвоенный маневр с русскими? Они понесли чудовищные людские потери, втрое большие, чем мы, и теперь должны быть сговорчивее.

— Поздно, господин рейхсфюрер. Кроме того, уже древние знали, что «нельзя дважды войти в одну и ту же воду». Да и русские сегодня совсем не те, что в сорок первом. Мы их многому научили.

Гиммлер едва заметно покачал головой, скорее, в знак согласия с самим собой.

— Как вы считаете, Вальтер, сколько еще у нас есть времени на… — он долго подыскивал подходящее слово, — обдумывание?

— Как минимум год. Как максимум — тоже год, в лучшем случае, полтора.

— Полтора!? — почти обрадовался рейхсфюрер. — За это время можно многое успеть.

— Что именно?

Он вновь уставился своими рыбьими глазами из-за толстых линз на Вальтера.

— Я предпочитаю более безопасный вариант, чем предлагаете вы.

— А именно?

— Видите ли, все воюющие армии проходят через одни и те же этапы. Пока они в наступлении — эйфория близкой победы, при отступлении — депрессия поражения.

— Могу я говорить откровенно?

— В этом и есть смысл нашей беседы, а может быть, и отношений.

— Прекрасно! Тогда, согласитесь, сегодня единственная серьезная опасность для нас — это русские.

— Я был в России, а на днях долго беседовал с адмиралом Канарисом, который только что вернулся из ставки фюрера в Житомире, где у абвера серьезные агентурные возможности. Так вот, он рассказал, что проехал по многим деревням, где видел дома, врытые в землю, в которых ютятся люди. То есть то, что у нас было триста лет назад, во времена Тридцатилетней войны.

— Вполне резонно, но исторически малоубедительно, если учесть, что высокую римскую цивилизацию с ее акведуками, прекрасными дорогами, тканной одеждой и совершенной правовой системой сумели разрушить варвары, прикрывавшие свой срам шкурами животных.

— Послушайте, Вальтер, ваша излишняя эрудиция только уводит нас в сторону.

«Эрудиция не может быть излишней», — подумал Вальтер.

— Вернемся к главной мысли, от которой вы меня отвлекли. Итак, поражение ведет к возникновению в армии недовольства руководством страны. Именно это мы и наблюдаем сейчас в Германии, и нам остается лишь, не вмешиваясь, терпеливо дожидаться, когда же наше доблестное офицерство созреет для решительного шага.