Александр Кривицкий - Ежедневные заботы

Любопытно и другое. Я не обнаружил сколько-нибудь существенной разницы между своей оценкой пьесы «Фронт», горловщины и тем, что говорят на эту тему два генерала в романе К. Симонова. Они беседуют друг с другом, делятся сомнениями, размышляют вслух. Если бы я умел писать романы, возможно, мой публицистический анализ пьесы «Фронт» принял бы форму того диалога, который я с удовольствием прочел в новом произведении К. Симонова.

И вот вместо того, чтобы безмятежно радоваться хорошим словам по поводу моего очерка, я огорчился явно несправедливыми упреками в адрес своего товарища.

Я надеюсь, Вы напечатаете это письмо. Много места оно не займет, а свою пользу, наверно, даст, если, как сказано в статье «Времена меняются», размышлять «об упущениях в воспитании юношества».

В своем примечании редакция «Литературы и жизни» расценила опубликование наших писем как исправление собственной ошибки.

Говорят, на каком-то институтском конкурсе афоризмов первую премию получили такие:

«Мышление имеет большое будущее» и «У приятельских отношений серьезные перспективы».

Мне нравится этот прогноз, если под приятельскими отношениями подразумевать мужскую дружбу, ту, какая прославлена клятвой Герцена и Огарева на Воробьевых горах, ту, что побуждает выручить товарища в бою, в беде, разделить с ним радость жизни или быть счастливым просто от сознания того, что в этом городе есть человек, который тебя понимает и любит. Он знает о тебе, а ты о нем — все. Вы понимаете друг друга с полуслова и убеждены, что ваша дружба никогда и ни в чем не заставит вас поступить непорядочно, нарушить нормы вашей нравственности.

Вы сошлись в деле, на работе. Вы не мухи на оконном стекле — встретились, пожужжали и разлетелись. Вы не собутыльники, хотя и не возглашаете с испугом «чур меня», увидев на столе бутылку вина. Вы делаете общее дело, связаны общей верой, общими принципами. Вам нравится, как ваш друг говорит, спорит, вы поддержите его в трудную минуту, не ожидая его просьбы, вы охраняете его интересы, как свои собственные и даже еще решительнее. Если у вас неприятности, вы у него у первого ищете совета. Вы знаете его слабости, но никогда не сыграете на них, даже если вас развела нежданная размолвка или ссора.

Вероятно, ваш друг не идеальный человек, впрочем, как и вы сами. Но почему-то вам кажется, что вдвоем вы приобретаете какое-то новое качество — то, какого не существует у вас порознь.

Но бывает, что прекращается совместная работа, изменились какие-то обстоятельства, условия жизни, друзья стали видеться реже, у них возникают новые связи, новые друзья. Я предпочитаю старых. Не страшно, если вы не встречаетесь так часто, как прежде. Не виделись полгода, а встретились — и будто не лежат между вами время и расстояние. Первые две реплики — и все, как было…

Это и есть мужская дружба. Если у друга неладно, помочь ему — дело мужской чести. И тут самое главное — быстрота реакции, скорость. Недаром по городу мчатся кареты «скорой помощи», если человек заболел. А если грустит, печалится, если несправедливо и горько обижен? Скорее на помощь! Не нужно долго размышлять, когда есть повод спешить на выручку друга. Размышления сушат порывы сердца. Спешить нужно еще и затем, чтобы не оставить другу времени для отчаянных сомнений в тебе, в твоей твердости и решимости помочь.

Такие сомнения — самое тягостное, самое горькое и в дружбе и вообще в жизни. Вы всегда знаете, чего можно ждать от недруга, и хладнокровно встречаете его козни. Но измена друга, даже его промедление в час, когда он вам нужен, ранят сердце. После такого удара человек черствеет — «кому верить?», замыкается в себе — «я никому не нужен», а иногда меняет взгляд на людей — «все такие!». Седеют голова и сердце.

К счастью, знаю это из вторых рук. Так сложилось — я не нуждался, за одним исключением, в существенной помощи друзей, тьфу-тьфу, не сглазить бы. Но близость друга, ощущение его постоянного уважения ко мне, веры в меня, ласково-насмешливой похвалы или участливого порицания — я остро нуждался в дружеском прикосновении, как в теплоте самой жизни.

Настоящая мужская дружба рыцарски благородна. Все то, что исходит из ложного правила солидарности — «хоть сопливые, а свои», или «наших бьют!», или пресловутое «ты мне — я тебе» — всё это барахтанье в жизненной тине, ничего общего не имеющее с истинной мужской дружбой.

То же самое и групповщина в литературных отношениях. Она основана на «взаимовыгодных интересах», полезных в международной и прочей торговле, но, по существу, слепа и глупа. Культуры чувств в таких отношениях не бывает, а так, озираются люди исподлобья: «пока сошло, посмотрим, что дальше будет». Групповые интересы встают над убеждениями, совестью, вкусом человека, он должен безоговорочно подчиняться некоей «орденской» дисциплине — «своих хвалю, чужих ругаю».

Сотрудник одного литературного журнала спросил у меня:

— Вот вы с Симоновым — друзья. А могли бы вы возразить против публикации его произведения у вас в журнале?

Я от души рассмеялся:

— Как раз на прошлой неделе отказался от его очерка о Норвегии, было у нас в портфеле кое-что получше. Автор согласился, позвонил в другой журнал, там очерк его взяли.

Прошло время, и Симонов вручил мне небольшую книжечку — «Норвежский дневник». Наверно, он был не очень ею доволен, хотя и прибавил туда многое в сравнении с тем, что когда-то предлагал в своей редакции. В предисловии автора сказано, что вот, дескать, был в Норвегии впервые и недолго и поэтому «пишу о ней с некоторой робостью, вполне отдавая себе отчет в недостаточной широте и разносторонности изложенных здесь впечатлений».

Но не буду забегать вперед. Цитату из предисловия я, конечно, не помнил. Да и вообще забыл о существовании «Норвежского дневника» в книжном варианте. А дело было так.

Эта главка — «Случай из жизни» — была уже написана и перепечатана, когда я неожиданно обнаружил у себя, на обширной полке с симоновскими книгами, этот самый «Норвежский дневник». Вот, подумалось, возможны еще сюрпризы в собственном доме!

Ну, а какая там надпись? Может быть, кисло-сладкая или в форме «реванша» за отвергнутый очерк, да и вообще, есть ли она?.. Снял с полки книжку, открываю, сразу попадаю на предисловие все написано правильно и честно. А на оборотной стороне первой страницы, оставшейся за пальцем, просвечивают синие чернила. На титульном листе написано: «Дорогому Саше — с благодарностью за то, что он не стал печатать сие в «Новом мире». Твой Костя. 10/II.1956 г.».

Таков Симонов.

Подобное бывало не раз, случались расхождения и более серьезные. Но, дорожа дружбой, ни тот, ни другой из нас не считал для себя уроном признать собственную ошибку.