Нина Попова - Заре навстречу [Роман]

Как водится, «личность» (пропившийся чиновник) намекнул, что рассчитывает на вознаграждение. Горгоньский дал пропойце две красненьких и узнал, что типография находится в трех верстах от города по тракту, за городской бойней, в лесу, на даче Бариновой. Едва успел уйти доносчик, Горгоньский вызвал полицмейстера и вместе с ним наметил план действий: ровно в полночь пристав с городовыми и жандармским унтер-офицером должны окружить дачу и обыскать.

В то самое время, когда разрабатывался этот план, купчиха Баринова, кряхтя и сопя, вошла во флигель к Чекаревым.

— С бедой я к тебе, Сергей Иваныч! Неладно у нас, — заговорила она, стаскивая с плеч шубу. — Ну, чего ты опешил? На, повешай мою-то одежку… Стоит в дверях как столб!

Отстранив Чекарева, она вошла в комнату… да так и остановилась в изумлении: на двуспальной кровати, раскинув большие, сильные руки, крепко спал незнакомый мужчина. Крупная голова его глубоко утонула в подушку. На белой наволочке четко выделялся овал смуглого лица с синеватым отливом на бритых щеках.

— Ишь, какой видный, бог с ним!.. Откудова он к тебе залетел?

— Сродный брат, — нехотя ответил Чекарев. — Садитесь расскажите, что у вас стряслось.

Баринова отплюнулась.

— Тьфу!.. Говорить-то мерзко… Квартирантка-то наша хахаля себе завела!

— С чего вы взяли?

— Сторож судачит. Говорит, часто к ней этот фертик ходит… дохлый, говорит, такой мужчина, а что только и делает! Стукоток стоит! Тьфу!

— Ну, хорошо, ходит… а вам какая печаль?

— Окрестись, Сергей Иваныч, — строго сказала Баринова, — как это «какая печаль»? В моем доме непотребство — вот какая печаль!.. А тебя я хочу попросить: съезди, сделай милость, на дачу, вытури ее, бесстыжую!..

— Съездить можно, — сказал Чекарев, подумав.

— Съезди немедля! Спаси бог — убийство получится, попробуй сдай потом дачу! Да и по судам натаскаешься…

— Да отчего же убийство?

— Ой, да я тебе само-то главное и не сказала! Ну, ладно, сидит у нее тот хахаль, а второй под окошками слоняется, ревнует, ухо наводит… Сторож ему: «Чего, варнак, делаешь?» А тот погрозил ему пальцем, да и был таков. Беда ведь!

Чекарев нахмурился.

— Давайте лошадь, сейчас же съезжу.

— Съезди, отец родной! Хочешь, и кучера с собой возьми.

— На что мне кучер?

— А может, ее поучить придется или хахаля вытолкать… мало ли что.

— Один управлюсь.

— Ты-то как не управишься, — льстиво сказала Баринова и похлопала его по плечу. — Так я велю, нето, запрягать?

— Велите.

— А братец без тебя проснется?

— Ну и что? Проснется, подождет… да и Маруся скоро придет. Велите запрягать, Олимпиада Петровна.

Зажиревший от безделья гнедой мерин направился было ленивой рысцой, но почувствовал сильную, нетерпеливую руку и побежал как следует.

Скоро Чекарев подъехал к дому Романа Яркова.

— Ну, друг, хоть кровь из носу, а где хочешь доставай лошадь, короб, езжай на дачу… увезти надо технику… Только куда ее девать — не знаю!

— Ко мне в малуху, товарищ Лукиян! Зайди погляди, места хватить работать. По ночам — никто не догадается! Вот только товарища Софью… — Роман смутился: — И ей бы место у нас нашлось, конечно, да вот… жена… — И он опустил глаза под проницательным взглядом Чекарева.

— Софья ночью уедет в Лысогорск. Начинаем готовить областную конференцию. Ты не забыл о собрании? Всех оповестил? Ческидов знает? Хорошо. Васильев? Все должны быть… Товарищ из центра приехал, будет выступать. Ну, я покатил!

Прошлой ночью Софья, услышав возглас сторожа, задула лампу, кинулась к окну и успела увидеть, как сгорбленная черная фигура бежит, мелькает среди черных стволов. Утром она прошла по следу до дороги. Разумеется, это мог быть и грабитель… но чутье подсказывало ей, что типографию выследили, что опасность надвигается. К приходу Ильи — к пяти часам вечера — она упаковала всю мелочь, кипу отпечатанных газет, бумагу. Софья не боялась, что с обыском придут днем. Во-первых, как правило, это бывает по ночам, а во-вторых, она повесила на дверь замок и старалась не стукнуть, не брякнуть. Софья решила: «Давыд успеет привести лошадь, к ночи увезем технику!»

Всю технику уложили на дровни, опутали веревками, прикрыли рогожами, кошмой. Софья взяла подушку с одеялом да саквояж и уселась на ящик спиной к лошади. Роман, расставив ноги, утвердился сзади.

— Езжай, Лукиян, вперед!

— Нет, братец, ты ступай передовым, — ответил Чекарев. — Сообрази: я приехал сюда, когда птичка уже улетела, мой след — последний!.. Кое-где твою полозницу перееду… Понятно?

— Понятно-то понятно… Да вот на переднем пути, наверно, я где-нибудь по твоему следу проехал — не сообразил!

— Поправлю. Ничего. Но помни, Роман, как будешь на тракт выезжать, бери влево, пусть думают, что вы уехали в Бобровку, а не в город… Товарищ Софья, учтите: с собрания вы сразу на вокзал! Саквояжик возьмите, литературу… Ну, езжайте!

Они поехали.

Некоторое время Роман молчал, сторожко оглядываясь по сторонам. Ему повезло: тракт был безлюден. С полверсты он проехал по направлению к Бобровке и на твердой, наезженной дороге повернул лошадь к городу.

Наступил вечер.

Небо стало похоже на зеленовато-голубую раковину, окрашенную бледным розовым светом. Высокие, тонкие, голые чуть не до верху сосны стояли неподвижно. Потянуло сырым весенним запахом. В городе зажглись огни.

— Ну, как здоровьишко, поправилось? — с какой-то уважительной теплой лаской спросил Роман, глядя сверху на чуть порозовевшее лицо Софьи.

— Ничего, спасибо.

Теперь она держалась прямо. Прядь волос, выбившаяся из-под платка, уже не была мертвенно-тусклой — отливала живым блеском.

— Я все хочу спросить, семейный вы человек, товарищ Софья, или одинокий?

— Муж есть, ребят нету.

— И где он сейчас?

— В ссылке, — отрывисто ответила Софья.

— Надолго вы в Лысогорск поедете? — спросил Роман после молчания.

Софья не ответила, только быстро, внимательно взглянула на него.

— Я вот к чему спрашиваю: искать вам квартиру или…

— До собрания побуду у вас…

— Так! — Роман поскреб затылок, смущенно улыбаясь. Чем ближе к дому, тем затруднительнее казалось ему его положение. Хорошо, он привезет домой Софью, а как объяснит это Анфисе? Вместе пойдут на собрание… вернется он поздно… Неприятность может получиться. И еще одна мысль мучила его: а вдруг дома есть кто-нибудь чужой, какая-нибудь соседка? Как разгрузить дровни?..

Роман въехал во двор, задвинув засов, спятил лошадь к дверям малухи и, взяв жену за руку, отвел ее к крыльцу.

— Не горячись и не реви, — сказал он строго, глядя ей в глаза. — Это не разлучница твоя, не врагиня какая, она мне никто! Сегодня же увезу ее, а имущество останется у нас. Ни о чем ее не расспрашивай… И помни: если хоть слово об этом кому болтнешь — гнить мне втюрьме. Поняла?