Нина Попова - Заре навстречу [Роман]

— А ты знаешь, что Роман Ярков поедет в Ключевское? — спросил Илья. — Вот ему и надо поручить газету. Сказать, чтобы зашел?

Сергей кивнул и замолчал, что-то соображая. Но вот взгляд его упал на жену и затеплился тихой лаской.

Мария стояла у притолоки, подняв к потолку синие, с влажным блеском глаза. Она беззвучно шевелила губами, как будто заучивала урок, по временам заглядывая в ученическую тетрадку.

Встретясь взглядом с мужем, она весело рассмеялась и бросила тетрадь на стол.

— Трушу, беда как! Боюсь, что все как есть забуду…

— Забудешь — конспект посмотришь.

— А вдруг на вопросы не сумею ответить? — и она широко раскрыла влажно сверкающие глаза.

— Не сумеешь, так и скажешь: «Этого я не знаю, товарищи, отвечу вам на следующем занятии»… Она первое занятие проводит сегодня, — пояснил Сергей.

— Нет, все-таки тревожно, Сережа… Помнишь, Михаил с нами занимался, — хоть что его спроси — все-то он знает!

— О Михаиле известно что-нибудь? — спросил Илья.

— Михаил в Париже, с Лениным.

— Расскажи, Лукиян, что знаешь об Андрее.

— Андрей сидел в одиночке, но скоро его политические выбрали старостой. Ты его знаешь, — сразу стал вожаком. А тут история с Михаилом… Михаила избили, изранили, уволокли нагишом в карцер и облили — сволочи — рассолом! «Подыхай!» Тогда Андрей организовал голодовку. Голодали больше недели, пока не выехал прокурорский надзор. Доктор мне рассказывал: выйдут на прогулку, Андрей обязательно игру затеет снежками или мячиком. Лекции читает, встанет к форточке — и давай! Книжки читает по плану. Не дает мне покоя, пока ему не достану какую надо.

Сергей подошел к шкафу, щелкнул ключом, подозвал жестом Илью:

— Вот гляди, неплохо я переплетаю?

Он улыбнулся одними глазами и подал Илье книжку в переплете «Путешествие на луну». Илья перелистал. Только несколько первых страниц принадлежало перу Жюля Верна. Дальше шла нелегальная брошюра.

Почему не дать заключенному Жюля Верна? — сказал Сергей. — А через библиотеку общества потребителей такие книги можно распространять вовсю, если своего человека поставить библиотекарем.

Илья радостно смотрел на товарища, как бы предчувствуя горячую, кипучую работу…

— Илья!.. Михайлович…

Слово «Илья» вырвалось радостным вскриком. «Михайлович» прозвучало тише, будто Ирина опомнилась, попыталась овладеть собой.

Девушка порывистым движением подала Илье руку, и книга, которую она несла под мышкой, упала на песок к его ногам.

— Ира…

Она с силой сжала его руку. Глаза расширились в радостном испуге.

Ира за эти три года почти не изменилась, и все же он с трудом узнал ее в длинном белом платье. Раньше она зачесывала волосы вверх от ушей и висков, заплетала их в косичку, которая спускалась от темени к шее и переходила в короткую толстую косу. Сейчас под раструбом соломенной шляпы виделся пробор. Мягкая волна волос почти закрывала уши. Заметив, что шляпа держится не на резинке, а приколота к волосам скромной шляпной булавкой, Илья невольно улыбнулся. Он долго смотрел на девушку, ища в ней сходство с той девочкой, какую знал когда-то… Потом нагнулся и поднял книгу.

— А! Диккенс!.. Все по-старому!

Девушка не ответила.

— Хорошо, что мы встретились. Я часто вспоминал… Золушку…

Она радостно вспыхнула.

— Почему вы не написали мне, Илья Михайлович? Я долго не знала, что вы уехали.

Илья виновато опустил глаза. Как он мог забыть свою маленькую ученицу? Следовало написать ей хоть несколько слов. Девочка переживала тогда тяжелое время — первые месяцы с нелюбимой мачехой. Ему захотелось спросить, как живется Ире сейчас, но он удержался от вопроса… и невольно пожалел, что прежние отношения невозможны.

— Гимназию окончили?

— Да… но все это неважно, неважно… Вы о себе расскажите, Илья Михайлович. — Только теперь девушка заметила грубый, поношенный костюм Ильи.

— Вы… не на должности, Илья Михайлович? Вы совсем к нам сюда приехали? Да? — торопливо расспрашивала она с дрожью в голосе.

— В данное время нет, не работаю, — спокойно ответил Илья, — но думаю поступить на работу.

— Вы уже присмотрели место? Куда бы вы хотели? Пожалуйста, Илья Михайлович, пойдемте к нам! Папа вам поможет устроиться.

— Едва ли потребуется чья-то помощь… Я хочу поступить наборщиком в типографию.

— Как? Что за мысль…

— Ну, так я решил! Мне нравится эта работа, — строго сказал он, чтобы пресечь расспросы.

Молча они пошли рядом по бульвару.

Пересекли улицу и шли теперь по каменным плитам, заменяющим тротуар, вдоль садовой изгороди. Не доходя до подъезда, Илья остановился и приподнял картуз, прощаясь.

Ирина удержала его.

— Я многим вам обязана, Илья Михайлович…

— Нет, — прервал он ее с неудовольствием.

— Нет «да»!..

Илья вспомнил, как плакала маленькая, худенькая Ира, прильнув к нему: «Я Золушка… Золушка…»

Почти таким же отчаянным, прерывистым шепотом девушка говорила и сейчас, все крепче сжимая его руку:

— Позвольте мне позаботиться о вас!.. Почему вы не хотите зайти?

— В другой раз, Ира.

— Вот вы говорите, а сами думаете, что этого «другого раза» не будет… А как бы вам папа обрадовался! А я… Как вас просить, Илья Михайлович?

— Если вы так настаиваете, Ира, я зайду, — сказал Илья.

В этот вечер у доктора Албычева собрались гости, как часто бывало по воскресеньям. К преферансу еще не приступили, хотя Албычев уже раскрыл ломберный стол в гостиной, уставленной старинной мягкой мебелью. Он поставил на стол два подсвечника с не зажженными еще свечами. В доме было электрическое освещение, но по старой привычке он всегда зажигал свечи: удобно закуривать, и вообще уютнее. Албычев положил на столик запечатанную колоду карт, мелки, круглую щеточку для стирания меловых записей… и остановился под аркой, отделяющей гостиную от чопорной залы. Низенький, полный, он стоял, широко расставив ноги, и прикидывал в уме, кто будет сегодня играть. «Как нарочно, все сбежались!.. — Албычев капризно оттопырил пухлые губы. — Зборовского, Полищука к барышням сплавим… и все-таки остается еще четверо! Но… позвольте… минуточку!.. Можно составить вторую игру».

И он суетливо принялся освобождать второй ломберный стол, на котором стоял большой горшок с белой цветущей камелией. Он засучил рукава парусинового пиджака, снял горшок и поставил его прямо на ковер. Поднял столик, запнулся, покачнулся и… обрушил его на камелию. Горшок разбился. Албычев шепотом чертыхнулся…

— До чего неловок! — вполголоса сказала жена, вырастая перед ним в своем синем — строгих линий — платье «принцесс». Она и впрямь походила на принцессу — с высоким валиком прически над покатым надменным лбом. — Иди к гостям, — распорядилась она, — и не к чему было второй столик… или ты и Зборовского хотел засадить за карты?