Нина Попова - Заре навстречу [Роман]

— Ты! — гаркнул Охлопков и перегнулся через перила, будто собираясь броситься вниз. — Опять ты здесь, варнак!.. — Он хлопнул в ладоши: — Эй, взять его! Вот этого… в синей рубахе… крикуна…

Из дверей заводоуправления выбежали несколько полицейских и, придерживая шашки, бросились к Роману.

Забурлила, заколыхалась, закричала толпа и плотной стеной встала перед полицейскими.

Роман исчез.

— Он там! — задыхаясь, кричал Охлопков, указывая пальцем. — Он у памятника!

Полицейские попытались пробраться к памятнику. Но, куда бы они ни сунулись, всюду натыкались на живую стену. Грозная веселость овладела рабочими. Послышался разбойный посвист, улюлюканье. Но все разом стихло при возгласе Романа:

— К порядку, товарищи! Если им нечего больше сказать — разойдемся по домам! Не дадим себя спровоцировать!

К перилам подошел инженер Зборовский.

— Ребята, — сказал он, — одумайтесь! Не верьте своим агитаторам, они ведут вас в пропасть! Порядок незыблем. Ничего вы не добьетесь. Если завтра не выйдете на работу, пеняйте на себя. Найдем других рабочих. Вас сбила с толку агитация!

— Лучшая агитация — на своих боках узнать… Знаем мы сладость капитала! — прозвучал опять насмешливый голос Романа.

Охлопков истошно завопил, выйдя окончательно из себя:

— Да что же это такое?.. Открыть ворота! — Ворота мгновенно распахнулись. — Загнать на двор всех!

Полицейские даже не пытались выполнить это глупое распоряжение, данное в запальчивости: под силу ли им было справиться с многосотенной толпой? Они стали хватать то одного, то другого и тащили поодиночке к воротам.

Рабочие вырывались из рук, увертывались, послышался сердитый смех.

— Поиграем, дяденька, в ляпки! — дразнил хмурого полицейского ученик токаря Володька Даурцев — круглоглазый паренек с ямочками на щеках и подбородке.

— Говорил ведь я, что эта затея с гудком ни к чему! Фарс какой-то… — с упреком проворчал Зборовский Охлопкову, но тот не слышал и кричал во все горло:

— Сдавайтесь, негодяи! Придете поклонитесь, за половинную плату будете коробку гнуть!

— Не поклонимся! — кричали ему в ответ.

Роман тщетно призывал к порядку. Шум все усиливался.

— Товарищи! — вдруг закричал Володька Даурцев, взобравшись на постамент памятника. — Глядите, предатели рабочего класса идут!

Звонкий голос его срывался от негодования.

На площадь вышло гуськом человек пятнадцать штрейкбрехеров. Их сопровождал наряд полиции. Они шли нестройной цепочкой: кто вразвалку, с засунутыми в карманы руками, кто — опустив голову и не глядя по сторонам. Степка Ерохин шел последним, нагло улыбаясь.

Роман видел, что наступил серьезный момент: стоит пропустить штрейкбрехеров к заводу, колеблющиеся рабочие — а таких в трехтысячном коллективе было немало! — могут последовать примеру.

— Товарищи! Не пропускайте!

Толпа отхлынула к раскрытым настежь воротам — преградила путь.

Пока полицейские пытались расчистить дорогу, рабочие окружили штрейкбрехеров и стали их усовещивать:

— Мы прав добиваемся, а вы нас по рукам ударяете!

Роман задушевно говорил старику рабочему:

— Тебя, дядя Миней, в беде не бросили, когда погорел… а ты товарищам в трудную минуту тыл показываешь! Стыдно, дядя Миней!

— Да ведь семью-то кормить надо…

— Семье пособим, сколько возможно… только не позорь ты себя, дядя Миней!

Старик стоял в тяжелом раздумье.

— Дядя Миней, — с силой сказал Роман, — и вы все, ребята! Вы на росстани стоите в эту минуту: либо с нами, — он повел рукой кругом, — либо с ними, проклятыми, — указал на белый, ослепительно сверкающий на солнце дом заводоуправления. — Или вы — товарищи наши, или проклятые иуды! Вот! Выбирайте.

— Иуда? — сказал Миней и поднял опущенную голову. — Нет, в иуды я пойти не согласен! Айда по домам, ребята!.. Лучше с голоду замереть, чем… так и старухе своей скажу.

Он решительно повернулся и стал тихо удаляться с площади. За ним потянулись и другие. Группа штрейкбрехеров. растаяла.

— Войско! — крикнул Володька Даурцев.

Роман вскочил на постамент и увидел колонну солдат с ружьями на плечах и примкнутыми штыками. Громко, на всю площадь скомандовал он:

— Товарищи! Спасайтесь! Нас окружают!

В тот же день в лесу на полуострове состоялось собрание. Рабочие единодушно решили продолжать забастовку. Стачечный комитет объявил им, что коллективы завода Яхонтова и железнодорожных мастерских приветствуют бастующих и выражают солидарность с ними. Проводят денежный сбор в размере половины дневного заработка. Собравшиеся просили передать этим товарищам глубокую благодарность.

Затем стали обсуждать текущие дела.

Поселковые лавочники закрыли кредит на время забастовки. Это ставило бастующих рабочих в трудное положение. По предложению Романа Яркова собрание решило в свою очередь объявить бойкот лавочникам, если они не восстановят кредит.

— Увидят, как мы организованно действуем, небось испугаются! (Впоследствии так оно и вышло, как говорил Роман: лавочники восстановили кредит, чтобы не лишиться постоянных покупателей.)

Выяснилось, что на дому у многих бастующих побывал околоточный надзиратель — убеждал выйти на работу, говорил, что хозяева навербовали в других городах две тысячи человек. Собрание решило: усилить агитацию среди колеблющихся рабочих.

В заключение разговор пошел о штрейкбрехерах: решено было бойкотировать их…

Через две недели Зборовский пригласил рабочих для переговоров. Акционерная компания обещала ввести восьмичасовой рабочий день в большинстве цехов, увеличить плату, улучшить технику безопасности… «обязать Коровина, Ветлугина и других, перечисленных рабочими мастеров изменить обращение с рабочими, предупредив, что если они нарушат распоряжение хозяев, будут уволены».

Городской комитет решил, что забастовку пора кончать. Без стачечного фонда держаться дольше было невозможно. Рабочие, особенно многосемейные, уже терпели острую нужду.

И вот однажды утром снова заревел гудок, потекли толпы рабочих через проходную будку, чтобы вдохнуть жизнь в мертвые цехи. Веселые лица освещало горделивое сознание одержанной победы. Даже самые отсталые и те поверили в силу коллектива.

Товарищеский суд снял бойкот с бывших штрейкбрехеров, взяв обещание подчиняться воле коллектива.

Пока шла процедура товарищеского суда, Роман Ярков заметил, что Степан поглядывает на него не то с торжеством, не то с угрозой. Роман сразу насторожился: «Не останусь ночевать дома! Опасно!»

Но ему и до дому дойти не удалось: жандармы схватили его по дороге, усадили в пролетку и увезли к Горгоньскому. После допроса переправили в арестное отделение, где Роман нашел остальных членов стачечного комитета.