Лазарь Плескачевский - За Кубанью [Роман]

— До сих пор в секции нет ни одного коммуниста, — сообщил он. — Ставлю вопрос о том, чтобы прислали еще двух-трех товарищей. А пока действуй. Первое задание — поезжай в родной аул, побывай у знакомых в соседних аулах, ознакомься с настроениями. Сам разберись и нам поможешь. Может быть, удастся разузнать подробности гибели Моса и Гошевнай Шовгеновых. Они были оставлены в деникинском тылу, и сведения об их последних днях крайне противоречивы. Коня можешь взять в нашей конюшне. Вот тебе записка.

Не успел Рамазан закрыть за собой дверь, как к нему подлетел Зачерий.

— В аулы? Для ознакомления? — зарокотал он.

Рамазан неприязненно покосился на него и едва удержался от резкости.

— Я попросил разрешения проведать мать, и Полуян разрешил, даже коня дал.

— Да, старушка у тебя, помнится, с характером. Однако я не советовал бы тебе сейчас отправляться туда, — зашептал Зачерий. — Дорога, сам знаешь, какая. Если не Кващенко, так Алхас перехватит. Это — из крупных. А мелочь в каждом лесочке кишит.

— Но ведь ты же ездишь?

— То я, — самодовольно протянул Зачерий. — Многие помнят меня как коммерсанта, адвоката. И вообще — с моим языком…

…И вот после поездки снова встреча с Зачерием.

— Мать здорова, — стал рассказывать Рамазан. — Брата расстреляли деникинцы. Вот, собственно, и все новости.

— Деникинцы? — прищурившись, спросил Зачерий. — Скажи правду — ведь свои шлепнули?

— Сафера расстреляли белоказаки.

— Надеюсь найти в тебе единомышленника, — доверительным тоном проговорил Зачерий, поднявшись со стула. — Я требую немедленного уничтожения всех банд. В первую голову — черкесских. Нужны самые решительные меры для спасения революции в аулах — время не ждет. После уничтожения банд следует приняться за семьи бандитов. Всех — под корень.

— А семьи при чем? — осторожно осведомился Рамазан.

— Неглупый человек, большевик, а спрашиваешь. Ведь братья и отцы бандитов начнут мстить Советской власти.

— Мне кажется, Зачерий, — возразил собеседнику Рамазан, — что ты плохо знаком и с политикой большевиков, и с настроениями людей. Большевики, в таких случаях не мстят за ошибки. А большинство братьев и отцов тех, кто ушел в лес, только и думают о том, как бы вернуть их домой. Тем более что бандитов не так уж много, больше дезертиров, обиженных.

— Невелика разница — бандит или дезертир.

— Даже очень велика, Зачерий. Дезертир — чаще всего темный, несознательный человек, не понимающий, кто и с кем воюет. Или трус.

— А бандит, выходит, сознательный!

— По-моему, да. Он, во всяком случае, знает, на что идет. Но и среди них, конечно, много спровоцированных, обиженных теми или иными неразумными деятелями.

— Думаю, ты вскоре сам поймешь, что не прав, — произнес Зачерий тоном, в котором чувствовалось явное сожаление. — Прошу ко мне, поужинаем. Я, правда, еще не перевез родителей, но не бедствую.

— Спасибо, мне надо поработать.

— Как знаешь…

Хлопнула дверь, и Рамазан остался один. Он прошелся по комнате, пытаясь осмыслить то, что видел и слышал в аулах. Но усталость, а главное — неприятный осадок от разговора с Зачерием не давали сосредоточиться. Да, в армии было проще, там почти все — единомышленники, все подчиняются приказу. Тут каждый носится со своими идеями, порой одна гнуснее другой. «Уничтожить семьи бандитов!» И это предлагает представитель Советской власти!

Рамазан сдвинул два стола, убрал с них чернильницы-невыливайки, расстелил шинель и, погасив свет, улегся. Минуту-другую пролежал, не шевелясь, стараясь ни о чем не думать. Глаз не закрывал. Знал: как только закроет глаза, в воображении сразу же возникнет смуглое краснощекое лицо с пухлыми губами и прямым носом. Большие миндалевидные глаза, полные слез. Любящие глава. Без сомнений. Теперь они в одном, городе. Почему бы ему не повидать жену? Изменился мир, но сердца их могли остаться прежними. Впрочем, ясно почему: Мерем — верная дочь своих родителей, их рабыня. Когда он, простой учитель, женился на единственной дочери князя Адиль-Гирея, ему даже прозвище дали — Счастливчик. Да, он был счастлив с Мерем, очень счастлив, и был бы, может быть, самым счастливым человеком на земле, если бы не оскорбительные попытки родителей Мерем «сделать из него человека». Для этого они хитро использовали его родную мать — женщину добрую, но слишком тщеславную.

В начале тысяча девятьсот восемнадцатого года власть на Кубани перешла в руки большевиков. Адиль-Гиреи, а с ними и мать Рамазана, попритихли. Рамазан, не колеблясь, сразу же стал помогать новой власти. Мерем же металась между мужем и родителями. Когда на Екатеринодар двинулись деникинские дивизии, Рамазан вступил в Красную Армию.

Настали тяжелые дни отступления. Рамазан надеялся, что Мерем будет с ним. Но она решила остаться в ауле. Тогда ему казалось, что он возненавидит Мерем на всю жизнь. Но сердце рассудило иначе. Не было дня, чтобы не сжималось оно от тоски.

— Рамазан, ты здесь? — донеслось вдруг из-за двери.

Воспоминания не сразу исчезли. Включая свет, Рамазан все еще слышал слабый голос Мерем. Но вот под потолком вспыхнула лампочка — и действительность победила. Не было никакой Мерем. Рамазан открыл дверь и увидел Полуяна.

— Значит, ты и живешь здесь, — произнес Полуян, оглядываясь по сторонам. — По-пролетарски… Чего не зашел ко мне?

— Поздно было. Неудобно ночью беспокоить…

— Неудобно, — пробурчал Полуян. — Живешь и действуешь, как пролетарий, а рассуждаешь, как интеллигентский хлюпик. Рассказывай. Со всеми подробностями. Как живут, что думают, куда гнутся?

— Куда гнутся? — повторил Рамазан и усмехнулся.

Полуян заметил это и насторожился.

— Куда гнется наш народ? Еще до революции я понял, что народ тянется к справедливости, правде, равноправию. Наши люди не очень грамотны, но в житейских вопросах разбираются не хуже других. Каждый народ — птица, — с чувством проговорил Рамазан, — и ни одна птица добровольно не согласится жить в клетке.

— Это верно, — согласился Полуян. — Но слишком абстрактно. Что люди думают сейчас, в создавшейся обстановке?

— То же самое, что я уже сказал. Только не все ясно понимают, за кем идти. Большевики, деникинцы, эсеры, бело-зеленые, анархисты, монархисты, панисламисты националисты — кто они такие, кто из них прав? Коммунистов среди горцев очень мало, а русские товарищи, к сожалению, не могут объясняться с черкесами.

— Выходит, ничего не ясно? — констатировал Полуян.

— Совсем наоборот, — нахмурился Рамазан. — Все ясно. Ничего не изменилось в аулах, никому не удалось столкнуть народ в сторону. И не удастся. Народ всегда стремился к справедливости и стремится сейчас, готов бороться за нее. Многие уже понимают, что наша партия, коммунисты, — на верном пути, значит, надо усилить, агитационную работу. А главное — надо поверить самому народу, его силе и мудрости. Не становиться на страшный путь репрессий за прошлые ошибки, не мстить за преступления, совершенные родственниками, как предлагают некоторые.