Лазарь Плескачевский - За Кубанью [Роман]

— С ними до развилки доедешь, а оттуда пешком доберешься.

— Спасибо! Приезжай, большим гостем будешь.

Сулейман молча глядит вслед удаляющейся повозке.

При выезде из города Ильяс решает познакомиться со своими спутниками. Все трое в бурках, лиц не видно.

— Вы из какого аула?

Ни один на его реплику не откликнулся. «Глухие, что ли?» — обиделся Ильяс и умолк. Устроился поудобнее в задке повозки, устремил взгляд вверх. Скоро рассвет. Если лошади и дальше будут бежать так же резво, они к утру доберутся до развилки.

Поля покрываются серой пленкой, отчетливее проступают межи. Алеет восток. Повозка с булыжной мостовой съезжает на мягкую обочину. Под мерный скрип колес Ильяс засыпает. Просыпается от разговора. У подводы — группа всадников. Среди них он узнает паренька, который едва не прикончил его во время нападения банды Алхаса на аул. Ильяс инстинктивно прикрывает лицо рукой. «Узнает или нет?» — бьется тревожная мысль.

Узнал. Шумаф улыбается Ильясу, как доброму знакомому.

— Куда путь держишь, Ильяс? — спрашивает он. — Вай, что у тебя с ногой? На костылях ходить стал? В больнице был?

Ильяс молчит.

— Ты не соскучился по Алхасу? — продолжает между тем Шумаф. — А он каждый день о тебе вспоминает, от тоски сердце его на части рвется. Надо проведать его. Заодно и отдохнешь. В пути, наверное, растрясло.

Шумаф спешивается, достает из кармана обрывок веревки и связывает Ильясу руки. Обшарив, отбирает наган.

— Извини, — ухмыляется Шумаф. — Ты ведь шалить любишь. Сворачивай! — приказал ездовому. — Вздумает кричать — заткни глотку. Бить — ни-ни, Алхас узнает — порешит.

Шумаф и остальные всадники, свернув с дороги, скачут через степь к чернеющему вдали лесу. Подвода, перекатываясь на ухабах, загромыхала за ними.

Ибрагим начинает терять терпение. Но главный пункт в инструкции гласил: договориться о встрече на любых условиях. И он терпеливо втолковывает:

— Пойми ты, человек, речь идет и о твоей выгоде.

Человек, о выгоде которого так заботится Ибрагим, в упор разглядывает собеседника немного выпученными карими глазами. Под носом, похожим на переспелую грушу, топорщатся лохматые усы, прошитые неровными белыми строчками.

— Я сказал все. Не поеду! Разговор окончен.

Красивое лицо Ибрагима покрывается багровыми пятнами. Черт побери этого Алхаса! Будь его воля, он бы давно плюнул в глаза этому вонючему борову. Но Алхас в планах Улагая занимает видное место, и он обязан переиграть атамана.

— Тебя что, блохи заели? — зло осведомляется Ибрагим.

— Какие блохи? — удивляется Алхас.

— А если не заели, то не вскакивай. Говори свои условия.

Алхас давно понял: к нему явился тот самый человек, который разъезжает с Улагаем. Слухи о полковнике, рыскающем по аулам, давно дошли до Алхаса — ему известно все, что творится в «его» зоне. Верный правилу ни при каких обстоятельствах ни с кем не связываться, ни на кого не работать, он категорически отказывается от встречи с «хаджи», как именует Улагая Ибрагим.

— У меня только одно условие: оставь меня в покое. Я разрешаю тебе уйти из леса, мои люди тебя не тронут.

Кровь приливает к глазам Ибрагима, он на секунду теряет зрение. Хлопнуть его, что ли? Впрочем, это не так просто.

— Послушай, Алхас, — глубоко вздохнув, произносит он. — Дело серьезнее, чем ты думаешь. Увильнуть тебе не удастся. Такой человек, как хаджи, не отступит. Скоро все изменится. Ты адыг, ты должен думать не только о себе, но и обо всем народе.

— Это значит — о князьях? — Алхас щурится, нос его краснеет еще больше. — Смех мне с вами, господами, один смех. У каждого князя для меня приготовлена намыленная веревка.

— Времена меняются, — замечает Ибрагим. — Князьям есть теперь кого вешать и без тебя.

— Да, — соглашается Алхас, — до меня очередь не скоро дойдет. Но дойдет, они меня не позабудут. — Он доволен своей репликой.

— Назначь место и поговори с хаджи, Алхас, тебя от этого не убудет. А выиграть можешь много, очень много. — Оглянувшись, словно проверяя, нет ли кого кроме них в комнате, Ибрагим шепчет: — Скоро шумно тут станет, много крови прольется. Но хаджи помнит своих друзей, учти это, Алхас, править нашей страной будет он. Но запомнит хаджи и врагов и с ними будет беспощаден.

Да, времена меняются, можно оказаться между молотом и наковальней. Алхас тяжело ходит по комнате, взвешивает… Ибрагим рассеянно глядит на него. Собственные слова о том, что хаджи помнит своих друзей, совсем некстати вызвали воспоминание об Астре. Он явственно слышит, как всхрапывает конь, как, задохнувшись от перенапряжения, отчаянно дергает головой. Тревожное ржание, и голова лошади скрывается в черной пучине. Рука Ибрагима дрожит, будто повод вырвался из нее только что…

Алхас тяжело ходит по комнате. «За»… «Против»… Его авторитет в банде до сих пор непоколебим. Но… многие хорошо знают Улагая, сражались под его командованием против красных. Стоит Улагаю обратиться непосредственно к ним, и дело может принять нежелательный оборот. Не будь здесь коренных врагов Советской власти, Алхас наверняка ограничился бы грабежами. Гуляй, душа. Какое ему дело до того, кто в ауле владеет землей. Будь они все прокляты. Но его Чоху, его Ерофеичу, всей его своре это очень не все равно, и поэтому они втягивают Алхаса в политику. И Нуха со счета не сбросишь. Мужественный был человек, только плохой дипломат. Кто знает, как поступил бы Алхас, если бы Нух нашел к нему дорожку, тогда у него еще было два пути. Внезапным взмахом клинка он сам отсек второй путь. Выходит, что и спорить-то не о чем. Раз так, речь пойдет о цене.

— Скажи Улагаю, пусть приезжает. Могу выделить проводника. К нему не поеду.

Включается в торг и Ибрагим.

— Не бойся, уедешь живым, хаджи — человек слова.

Алхас свирепеет, лицо его становится сине-багровым, глаза наливаются кровью.

— Дурак! — хрипит он. — Не понимаешь, что все вы в моих руках.

Ибрагим самодовольно улыбается: этого он и добивался — вывести атамана из себя, что, говорили ему, совсем не просто.

— Есть хорошее местечко — роща неподалеку от перекрестка дорог. Выбирай — днем или ночью, хаджи все равно.

— И мне все равно, — раздраженно бросает Алхас. — Днем, конечно, ночью спать надо.

Время назначено. Ибрагим покидает дом лесника. Алхас провожает его. Кажется, в лесу ни души. Июльский зной сморил бандитов, они укрылись в землянках и ямах, ловко замаскированных дерном. Иной человек пройдет по лесу из конца в конец и не заметит ничего, кроме работящих дятлов. Но наметанный глаз Ибрагима засекает разные мелочи, которые выдают присутствие людей: окурки в траве, десятки едва заметных тропок, разбегающихся во все стороны от дома лесника.