Лазарь Плескачевский - За Кубанью [Роман]

Звякает щеколда. Максим возвращается в комнату.

«Не дождался», — с тоской думает Фатимет.

Утром Осман угощает бойцов завтраком и увозит в степь.

— Что начальник делать собирается? — спрашивает Максима перед отъездом.

— Думал порыбачить, — признается Максим, — да не с кем.

— А со мной? — выскочил Казбек. — Я умею.

— Бери парня, не пожалеешь, — советует Осман.

Максим оглядел юного рыболова. Лицо Казбека побледнело — гордый мальчик боится отказа: дернуло же напроситься.

— Ну и чудесно, — согласился Максим. — Я приготовлюсь. А ты сбегай к Анзауру, скажи, что я просил его пойти с нами.

Максим достал снасти, пристроился с ними во дворе — надо разобраться: последний раз рыбачил еще в юности.

Из кухни к колодцу прошла Фатимет. Максим чуть- чуть поднимает глаза. Платье на ней как мешок, а фигура угадывается — фигурка, как у Бибы. В его сторону и не смотрит.

«Баба воду таскает, а мужик развалился. Не дело, — думает Максим. — Хоть и себе на уме, а все же женщина». Нахмурясь, чтоб, чего доброго, по-плохому не истолковала, он подходит к колодцу, начинает вертеть ручку вала. Над срубом показывается переполненное ведро. Фатимет пытается схватить его.

— Вытащу, — сурово произносит Максим. Вылив воду, дергает за цепь, ведро с шумом несется вниз.

— Спасибо, — по-русски говорит Фатимет.

Он решается взглянуть на нее. Видит глаза, в которых грусть ощутима почти как слезы. Лицо красивое, но не волевое.

«Ну и дурень, — думает о себе Максим. — Да разве ж такие глаза могут быть у обманщицы, польстившейся на чужое добро?» Похожа она в этот час на покойную жену Марфушу в миг прощания, когда провожала его на каторгу. Любил Максим жену крепко, да особенно приглядываться некогда было. А в момент прощания глянул в ее лицо и увидел то, чего раньше не замечал: расцветающую красоту, сжатую, сдавленную горем. Так и у этой. Видно, отец приказал ей идти за старика…

Максим поднимает второе ведро.

— Спасибо, — повторяет Фатимет.

— Хорошо по-русски говоришь, — удивляется Максим.

— Я училась в школе, — уточняет Фатимет. — Отец хотел, чтобы все знала.

— Потому и выдал за старика? — срывается у Максима.

Эх, язык… Извечный враг. Проглотил бы его сейчас Максим с великим удовольствием, да поздно. Фатимет вздрагивает, будто получила оплеуху, верхняя губа начинает дергаться, как у обиженного ребенка, глаза наполняются слезами. Подняв ведра, уходит. «Жестокий человек! — думает Фатимет. — А на вид такой добрый». Сдержаться бы, не зареветь в голос. В кухне теряет контроль над собой.

Возвращается Казбек.

— Придет Анзаур! — от калитки кричит он. — Пошли.

Максим мнется. Нельзя уйти вот так, не попросив прощения у обиженной женщины. А может, хуже будет? Крутила Максима жизнь по-всякому, с женщинами же почти не сталкивала. После Марфуши ни одна не приглянулась. Случалось иной раз заночевать у какой-нибудь вдовушки или сердобольной девицы, но только душа его не отогревалась от походной любви. Никогда не приходилось ему никого утешать. Готовил хорошие слова жене, да не пришлось их высказать, и затерялись они где-то. Как поступить? Нет, с извинениями лучше не соваться.

— Пойдем, — нехотя произносит Максим. — Ты вот что, сынок, скажи матери, что идешь со мной на рыбалку, чтобы она не беспокоилась. Скажи, все будет в порядке.

Казбек входит в кухню. Через минуту выбегает.

— Обожглась мама, плачет, — сообщает он. — Я весной тоже раз обжегся — тоже… чуть-чуть не заплакал.

Максим сам готов заплакать. По всему видно, несчастная женщина, а он туда же. Вот уж действительно обожглась!

Молча доходят до берега.

— Тут рыбы мало, — говорит Казбек. — Идем, я знаю одно местечко — рыбешка так и прыгает, так и скачет.

Тропка вьется среди кустарника. Берег становится все круче и круче, внизу шумит, перетаскивая гальку, неутомимая река. Августовское солнце припекает, но речная прохлада сводит его усилия на нет. Воздух тут с каким- то особым привкусом, кажется, им не только дышать, питаться можно. Ивняк становится все гуще.

— Стой, — вспоминает Максим. — Анзаур найдет нас?

— Найдет, я сказал, где искать.

Они выходят на небольшую полянку. Здесь берег полого спускается к реке, образуя естественный перепад. Очевидно, весной, в дни буйного разгула, Афипс, заливая всю окрестность, лихо несется по этим ступенькам в свое каменистое ложе. Раздеваются. Максим достает из карманов галифе две лимонки.

— С этим поосторожнее, Казбек.

— Зачем они тебе?

— От плохих людей отбиваться.

— А ну, покажи как.

— Дело нехитрое. — Максим обстоятельно, как взрослому, показывает, как надо обращаться с гранатой.

— Попробуем? — загорается Казбек. — Тут никого нет.

— А там? — Максим показывает на синеющий за рекой лес.

— А там… — Казбек смущается. — Там кто-то есть.

— Значит, гранаты беречь надо.

Они прикрепляют концы перемета к размытому полыми водами корневищу и плывут на противоположный берег. Возвратившись, забрасывают удочки. Ветер колдует в ивняке. Или это чьи-то шаги? Нет, ветер. А теперь — шаги. Над ивняком возвышается седоватая голова Анзаура.

— Ну-ка, сынок, не хочешь ли искупаться? — Видно, он не очень-то доверяет наследнику скряги Османа.

Казбек с разбегу бросается в воду.

Анзаур выкладывает новости: беседовал кое с кем, человек десять уже согласны вступить в отряд самообороны. Надо проводить собрание, но так, чтобы Довлетчерий не знал, о чем пойдет разговор. А то заранее подготовит своих. Лучше с налету. Решают: Анзаур приведет друзей к сельсовету, заведут речь о собрании.

— Купайся, — приглашает Максим.

— Некогда, товарищ Максим. — Анзаур уходит.

— Эй, Казбек… Не замерз?

Казбек выходит из воды, отряхивается, ложится в сторонке.

— Чего так далеко?

— У тебя же секреты, — обиженно хмурится он.

— Хорошо подковырнул, правильно, Казбек. Заслужил. Больше не буду от тебя таиться. Веришь?

Казбек ложится рядом с Максимом. Где-то урчит, пыхтит, задыхается вода, преодолевая галечные перекаты.

— Жаль, что не в нашем ауле живешь, — грустно вздыхает Казбек.

— Это почему же? — удивляется Максим.

— Хороший ты парень…

— Ты бы всех хороших сюда свез? — улыбается Максим.

— Я серьезно! Рыбачили бы с тобой. Ты что, учитель?

— Нет, Казбек, я простой крестьянин.

— В Екатеринодаре школы работают?

— С первого сентября начнут.

— А у нас нет школы, — замечает мальчик.

— Ты кем хочешь быть? — заинтересовался Максим.

Казбек приподымается, заглядывает Максиму в глаза.

— Никому не скажешь?

— Ни за что! — сжав зубы, цедит Максим.

— Тогда слушай. Я табунщиком буду, хороших лошадей заведу. Не думай, я знаю, как за ними ухаживать, все тонкости знаю.