Стивен Прессфилд - Приливы войны

Я должен был уйти, чтобы посетить Сократа. До казни оставалось три дня. В то утро проклятый корабль, возвращавшийся из Делоса, был замечен недалеко от Сунил. Прибытие его в Афины положит конец передышке, благодаря которой казнь до сих пор откладывалась. Корабль ожидался в тот же вечер, однако он не пришёл. Сон Сократа предсказывал и это. Красивая женщина в белом появилась перед ним, рассказывал он нам, собравшимся в тот вечер, и, обратившись к нему по имени, сказала:

Моё сердце наполнилось отчаянием — отчасти из-за Полемида, чьи воспоминания о часах падения Афин совпали с ожиданием казни моего учителя. Смерть Сократа представлялась мне большей катастрофой, нежели капитуляция моей родины, ибо я чувствовал: в ней не только конец нашего суверенитета, но и падение идеалов самой демократии.

В тот вечер я покинул тюрьму последним. Я решил больше не вести бесед с Полемидом и даже не передавать его просьб властям. Он сам сделал свой выбор. Пусть так и будет. На выходе было тихо. Только плотник прилаживал дверь в тюремном магазине. Я заглянул туда. Железные цепи, которые поначалу я принял за петли или скобы. Я сразу понял, что это такое.

Это была не дверь.

Это было подъёмное колесо, на котором совершится казнь Полемида. Его привяжут к планке, голого, а затем колесо поднимут вместе с ним. Никому не разрешат приблизиться и оказать помощь. Около осуждённого останется только палач. Он приступит к пыткам, предписанным судом, и удостоверит смерть. Плотник поманил меня рукой. Во время работы он приветливо болтал. Приходится для каждой казни делать новое орудие, сообщил он.

— Не поверишь, сколько всего вываливается из внутренностей человека. Мертвец отходит в иной мир пустым, как кукла.

Он показал мне, как работает этот инструмент. Четыре железные скобы крепят руки и ноги жертвы. Ошейник фиксирует шею. Поворотные колышки стягивают ошейник, затрудняя дыхание. Достоинством этого орудия было отсутствие крови.

Я уточнил, не для Полемида ли предназначено новое орудие казни. Плотник не знал. Обычно он такими вещами не интересуется. Хотя он знал, что обвинённого в измене не хоронят в Аттике. Его нельзя класть ни в какую землю, подчинённую афинянам. Труп будет выброшен на съедение собакам и воронам.

Плотник считал это орудие казни самым последним изобретением.

— Всё лучше, чем бросать их в яму, как тех стратегов после Аргинусских островов. Вот что было ужасно. Мой отец делал ловушки. Нельзя было делать сразу шесть, поэтому прочие ждали, пока умрут первые трое. Это было ужасно. Слышно было, как те падают. Молодой Перикл и Диомедонт упали без савана. Никто из них не сказал ни слова, только Диомедонт произнёс: «Покончим с этим скорее».

Как сказал Феогнид:

За несколько дней до этого, после моего второго разговора с Эвникой, я вызвал моих ищеек, Мирона и Ладу, и, предложив им денег, попросил поскорее выяснить детали убийства, в котором обвиняют моего подзащитного. Мои сыщики не мешкали и появились на утро второго дня. Они нашли человека, который в то время был матросом. Свидетель убийства. Но он не будет давать показания в суде, потому что кому-то задолжал и не хотел показываться в городе. Однако за определённое вознаграждение готов продиктовать показания. Он клялся, что скажет мне правду.

Вот этот документ. Человек называет себя гражданином округа Амфитропа и бывшим старшиной флота.

Это было на Самосе, в той забегаловке, которую обычно называют притоном «Мята Болотная». Ребята с кораблей там собираются. Это их место. Девка Полемида Эвника была там в ту ночь и ещё дюжина других с ближних улиц. И дети тоже были. Что-то вроде пирушки. Пошёл дождь, барабанил по крыше. На столах стояли горшки и всё такое прочее...

Тут входит Полемид. Не смотрит ни вправо, ни влево, идёт прямо к женщине и хватает её за шею. Двое-трое на него набрасываются, отскакивают, начинается драка. Полемиду удалось высвободиться. Он хватает тут железный чайник, выставленный, чтобы собрать дождевую воду, и снова направляется к женщине. Филемон преграждает ему дорогу. Полемид взмахнул чайником — тот и падает замертво.

Полемид смотрит на него, на Эвнику, на своих детей, разинув рот, словно сошёл с ума. При виде детей он пришёл в себя. Резко повернулся и вышел. Всё произошло быстрее, чем я рассказываю. От самого начала до конца никто не проронил ни слова.

Вся грязь вылезла потом, от подружек. Эта Эвника, оказывается, та ещё дикая кошка. Она отравила беладонной новую жену Полемида. Та женщина, жена его, умерла, и ребёнок у неё в животе тоже умер. Во всяком случае, так говорили.

Вот что случилось, начальник. Полемид убил этого неудачника Филемона не по злобе, а потому что тот встал у него на пути, когда он хотел разобраться с той женщиной. Это правда. Я был там и сам всё видел.

Два рассвета оставалось до того дня, когда Сократ должен будет выпить яд. Сон не шёл. Всю ночь я ворочался, и только когда забрезжил рассвет, забылся тревожным сном.

Меня разбудил стук в дверь. Слуга сообщил, что у ворот стоит какой-то молодой человек. Парень отказывается называть своё имя, но очень просит принять его. У него есть деньги, доложил слуга, он хочет передать их мне.

Любопытство заставило меня и двоих моих сыновей выйти к посетителю. Когда мы открыли ворота, перед нами предстал подросток лет шестнадцати, тонкий, как стебелёк. Я пригласил его в дом.

— Нет, благодарю. Я пришёл как представитель заинтересованных граждан. Большой группы, я бы сказал.

Ребёнок был так серьёзен, что насмешил меня. Говорил он с высокопарной торжественностью человека, заранее выучившего речь.

— Я хочу, — объявил он, — передать тебе эти деньги от имени Полемида, сына Николая из Ахарн, чтобы ты воспользовался ими для его защиты так, как посчитаешь нужным. Я молод и не знаю, как проходят суды. Однако можно представить себе, что определённые затраты могут возникнуть...

Сумма, которую он предлагал, была немалая — свыше ста драхм. Вид свежих, только что отчеканенных серебряных монет поразил меня и моих сыновей. Их украли оптом.

— Как такой хворостинке, как ты, удалось раздобыть такую кучу денег? — поинтересовался мой старший.