Всеволод Соловьев - Волхвы. Дилогия

— Глядите на меня! Можете ли вы видеть мои мысли?

— Могу! — так же тихо ответила она. Потом, через мгновение, он спросил:

— Поняли?

— Да, поняла.

— Исполните?

— Исполню.

— Князь, прошу вас, войдите! — громко сказал Калиостро.

Щенятев во мгновение был у кресла, в котором бледная и неподвижная лежала Елена, и вопросительно, любопытно и робко глядел в глаза учителя.

— Вы знаете, что я владею большими силами, что я знаю величайшие тайны природы, — заговорил Калиостро, — и что природа мне послушна. Я даю вам теперь ясное тому доказательство: графиня вас любит, цель ваша достигнута, сердце этой прекрасной женщины принадлежит вам. Но, несмотря на всю мою силу, я на этот раз должен был бороться с природой, и мне нелегко далась победа, так как в сердце графини была большая к вам антипатия.

Щенятев задыхался от радости, восторга и невольного, непонятного страха.

— Граф! Граф! — бормотал он. — Моя благодарность не имеет границы, и я сумею доказать вам это… Вы мой благодетель…

— Теперь же я чувствую себя очень утомлённым, — продолжал Калиостро, скрывая усмешку, — я должен удалиться и вернуть известным мне способом затраченные мною силы. К тому же я не хочу мешать вашему счастью, ловите его, пользуйтесь каждым мгновением. Стойте неподвижно, пока я не уйду, а графиня не проснётся.

Сказав это, он быстро подошёл к двери, простёр руки по направлению к Елене, а затем скрылся за спущенной портьерой.

В то же мгновение Елена шевельнулась, открыла глаза, поднялась с кресла и увидела Щенятева.

Он стоял перед ней смущённый до последней степени, с выражением вора, застигнутого на месте преступления. Он не смел сомневаться в ожидавшем его счастье, но и боялся ему верить, и в то же время его наполняло неясное, но томительное сознание своей преступности. Если бы он поднял глаза и встретил строгий и холодный взгляд Елены, он ни за что не решился бы произнести ни одного слова и бежал бы от неё без оглядки, не ожидая действия чар великого Копта…

Но когда он робко, с усилием поднял глаза, перед ним блеснул не строгий, не холодный взгляд, а взгляд, полный ласки и нежности. Никогда ещё Елена не была так обольстительно хороша. Любовь озарила все лицо её особенным очарованием…

Он был так безумно влюблён в эту женщину, он жил ею, она одна наполняла все его сны, все его грёзы. Он ждал этого мгновения как высочайшего блаженства, представлял себе это прелестное лицо, озарённое нежной, вызванной им улыбкой, — и замирал от восторга, готов был отдать всю жизнь за одну минуту счастья…

И вот она глядит на него с лаской и любовью! Пришла блаженная, так долго, мучительно, страстно жданная минута… Она его любит!.. Он бросится перед нею на колени, он покроет её руки безумными поцелуями, он умрёт от блаженства и страсти…

А между тем он не смел шевельнуться: панический страх оковал его и пересилил его радость. Не он кинулся к её ногам, а она быстро подошла к нему и взяла его руку. Её глубокие, подернутые страстной влагой глаза нежно глядели, но возбуждали в нём не блаженство, а леденящий ужас. Ему казалось, что перед ним не Елена, а непонятное, неземное существо, одно из тех терзающих душу существ, вызванных графом Фениксом тогда, во время страшного вечера у Сомонова…

«Разве это она? Разве она может быть такою, так глядеть, так улыбаться?»

Что-то непонятное возмущалось в нём и не верило, не могло верить такой внезапной перемене.

А Елена не выпускала его руки. Она шептала:

— Князь, как давно это было, когда здесь, в этой комнате, вы говорили мне, что меня любите!.. С тех пор вы молчали… отчего?

— Ведь вы запретили мне… я не смел! — безбожно шепелявя и дрожа, как в лихорадке, произнёс он.

— Простите меня и забудьте… теперь говорите мне, говорите, что меня любите… пойдём вот сюда… это мой любимый уютный диванчик… сюда, садитесь рядом со мною…

Она увлекала его за собою. Его длинная фигура как-то неуклюже и деревянно упала на мягкие подушки низенького диванчика. Он был особенно смешон и некрасив в эту минуту, с высоко поднятыми коленями худых ног, с ужасом на побледневшем лице, на котором только один маленький круглый нос не изменил своего обычного цвета и краснел, подобно яркой пуговице. Но Елена не видела его комичного безобразия — она с восторгом на него глядела, и в тишине комнаты раздавался её мелодический шёпот:

— Скажите же мне, что по-прежнему меня любите, что не изменились ко мне!..

И он отвечал все с тем же ужасом, будто делая самое мучительное, вынужденное признание:

— Я люблю вас…

— И я люблю вас, мой дорогой, мой верный друг! Слышите, я люблю вас!.. Что с вами?.. Да говорите же, говорите! Вы меня мучаете!..

— Я люблю вас… я люблю… вас! — бессмысленно повторял он.

Она крепко сжала его руки.

— О! Повторите, повторите ещё!

Но вдруг она замолчала, будто припоминая что-то. Брови её сдвинулись, и на лице появилось сосредоточенное, напряжённое выражение. Она, очевидно, силилась что-то припомнить — и не могла. Наконец глаза её блеснули, на щеках вспыхнула краска, напряжённое, почти мучительное выражение уступило место сияющей улыбке.

— Как мне отрадно слышать ваш чудный голос! — воскликнула она. — Друг мой, как могла я до сих пор не видеть, не заметить вашей красоты? О, как вы прекрасны!.. Никогда не в силах была я себе представить, чтобы человек мог быть так прекрасен… В картинных галереях я видела чудные изображения, созданные великими художниками; но ни одно из этих изображений не может сравниться с вами в красоте!.. Дайте же мне налюбоваться вашими чертами…

Бедный Щенятев не знал, конечно, до какой степени он смешон и дурен, но всё же он не почитал себя красавцем, и его лицо, отражённое в зеркале, а особенно этот похожий на пуговицу и почему-то всегда чересчур румяный нос не могли не смущать его порою. Нежданные слова Елены звучали для него горькой обидой и насмешкой. А между тем она восхищалась им, горячо и страстно. Она любовалась им. Ему становилось всё тяжелее и тяжелее, его панический страх усиливался… Всё это было совсем не то, о чём он мечтал, к чему стремился…

Он закрыл глаза и силился освободиться от своих тягостных ощущений.

«Ведь это чары! — твердил он себе. — С какой же стати я боюсь? Чего боюсь?.. Она меня любит!..»

И он чувствовал её всё ближе и ближе… её горячее дыхание уже касалось его щеки…

— Милый!.. Отчего ты так холоден?.. Или ты меня не любишь?..

Какое безумие! Ведь это её голос ему шепчет… «Пользуйтесь каждым мгновением!» — вспоминаются слова Калиостро.

Вдруг будто электрическая искра пронзила его: тяжесть, страх, смущение, обида, неясное сознание своей преступности — всё исчезло. Прежняя страсть закипела в нём. Он открыл глаза, встретился с её манящим взором. Он охватил трепетной рукою её стан, привлекая её к себе… Ещё миг — и губы их встретятся в долгом поцелуе блаженства, и она, гордая, целомудренная Елена, погибавшая от любви к таинственному, прекрасному человеку, всецело завладевшему её душою, забудет всё в объятиях смешного Щенятева!..