Всеволод Соловьев - Волхвы. Дилогия

— Зачем вы говорите о моих страданиях? — воскликнула она. — Ведь вы знаете, что я не в силах бороться с ними, что не я в них виновата, а вы!.. Я ждала вас, ждала долгие дни, целую вечность… Наконец вы со мною… Но зачем вы здесь? Неужели для того, чтобы терзать меня и надо мной издеваться?!.

Она ждала ответа. Но ведь не мог же он сказать ей, что явился для того, чтобы бороться против любви и страсти, возбуждаемых в нём ею. Он только опустил голову, а она, не дождавшись ответа, продолжала с мучительной горечью:

— Или вы ни в чём не виноваты? Но в таком случае зачем же вы пришли тогда и взяли мою душу?.. Я не знаю, кто вы… вы, князь Захарьев-Овинов; но это мне ничего не объясняет… Я знаю только одно, что вы бесконечно выше других людей, что у вас непонятное для меня таинственное могущество… Вы знаете всё, и всё можете…

— Я никогда не говорил вам этого и не давал вам доказательств какой-либо особенной моей силы…

— Да, вы никогда о себе не говорили; но доказательств у меня много… Или думаете вы, что за все эти долгие месяцы, когда я жила только вами, я ничего не поняла, ни в чём не уверилась? Я не знаю, кто вы, но всё же я вас знаю… Тогда… в Колизее… Вы появились предо мною — и в один миг навсегда взяли мою душу, моё сердце, мою жизнь… Вы знали это — значит, этого хотели, значит, вам нужны были моя душа, моё сердце, моя жизнь!.. С этой минуты вы от меня не уходили, были всегда со мною, зримый или незримый, но всегда были. Вы разбудили меня от долгого сна, от забытья, от томительного ожидания… вы показали мне новую жизнь, приподняли передо мной на мгновение завесу, за которой скрываются великие тайны… И тогда вы велели мне возродиться, отрешиться от прежней жизни, навсегда покончить с нею — и следовать за вами… Или это неправда? Не так оно было? Не то означал ваш отъезд из Рима и наша первая встреча здесь, когда я исполнила всё, чего вы от меня требовали?

Он взглянул на неё своими загадочными, как звёзды сиявшими, глазами и твёрдо ответил:

— Всё это правда.

Как будто тихий голос какой-то неясной надежды закрался ей в сердце.

— Зачем же томили вы меня до сей минуты? Ведь вы знаете, что я давно жду вас, что я все исполнила, готова следовать за вами повсюду, что я люблю вас и не сделала ничего такого, за что могла бы стать недостойной любви вашей!.. Или это было испытание? Или, может быть, внезапно, уже здесь, вы изменились и вам уже не надо ни моей души, ни моего сердца, ни моей жизни?..

— Я всё тот же… Не изменился и не могу измениться.

— Так что же это значит?

— Это значит, что, к моему и вашему несчастью, мы оба ошиблись… Вы говорите мне о таком чувстве, какого не может и не должно быть между нами.

Она подняла на него свои прекрасные глаза, в которых изобразилось глубокое изумление.

— Между нами может быть только любовь, — произнесла она, — любовь одна, и я говорю о ней, и вы знаете, что ни о чём ином я говорить не могу.

— Нет, вы ошибаетесь! — горячо воскликнул он. — Любовь — не одна!.. Вспомните, что я говорил вам, в одну из наших встреч, о страдании и блаженстве. Я говорил вам: главный закон, действующий во всей природе, — это стремление к соединению. Закон этот необходим, ибо в нём заключается сила подобий и соответствий, а без сей силы не может быть жизни. Всякое препятствие к соединению производит усилие для избавления себя от этого препятствия. Такое усилие и есть то, что мы называем страданием. Но всякое препятствие временно, ибо его можно побороть, а посему и страдание преходяще. Пока существуют препятствия, дотоле продолжаются и страдания. Коль скоро прекратятся препятствия, прекращаются и страдания, и настанет покой и соединение. Всё в мире, начиная с самого низшего творения и кончая высочайшим, стремится и должно стремиться к соединению с себе подобным. Чистое не может соединиться с нечистым, высшее с низшим, ибо соединение состоит в подобии. Быть существенно соединённому со своим подобием есть высочайшее блаженство всякого существа, ибо только к этому клонятся все его усилия и стремления… Вот что я говорил вам — и вы поняли эти истины…

— Я и теперь их понимаю, — задумчиво сказала Елена, — но не могу ещё ясно понять вашей мысли.

— Моя мысль проста: два существа, имеющие между собою подобие, не могут и не должны стремиться к соединению в низшей природной сфере, когда получают возможность соединиться в высшей. Человек на земле состоит из временной, преходящей материи и вечного духа. От него зависит во время своей земной жизни дать в себе преобладание или материи, или духа. Я всю жизнь трудился над развитием своего духа и поработил себе материю. Вы способны на то же — и я пришёл в вашу жизнь именно для того, чтобы направить эту работу и помочь вам… А вы… вы говорите мне о земной любви, о соединении в сфере временной и враждебной духу материи, о соединении грубом, животном, задерживающем развитие духа, тогда как наше соединение может быть вечным и блаженным в блаженной и вечной сфере духа!..

Елена все поняла, но он ни в чём не убедил её. Она чувствовала, что в этих словах звучит какой-то разлад — и этот разлад терзал её…

— Да, мы люди, состоящие из тела и духа, — воскликнула она, — и если мы подобны, если стремимся друг к другу, то и соединение наше должно быть полным, временным и вечным, земным и небесным!.. Не старайтесь смутить меня. Я верю в высший разум Творца и в Его благость. Я не верю и не могу поверить, чтобы честное исполнение Его закона, без которого прекратилась бы вся земная жизнь, Им созданная, могло быть греховным, грязным, недостойным человека… Земная любовь! Да ведь я говорю об истинной, чистой и самоотверженной любви, о любви мужа и жены, соединяющихся навеки, а не о разврате, не о мимолётном, изменчивом капризе!.. Вы хорошо знаете, какой любовью я люблю вас!..

— Да, я знаю и не могу отвечать вам подобной любовью, ибо такая любовь, любовь земного мужа к земной жене была бы моим падением…

Но этих последних его слов она даже и не слушала. Дикими и жалкими казались ей теперь всякие рассуждения. Её всю охватила её любовь; она чувствовала только присутствие давно жданного, давно любимого человека; она знала только, что должна победить его, ибо в этой победе или поражении был для неё вопрос жизни и смерти. Она сжала руку Захарьева-Овинова и привлекла его. И он склонился, почти упал к ногам её на мгновение обессиленный и тоже охваченный одним ощущением, ощущением близости любимой женщины.

Природа побеждала, природа зачаровывала. Он не мог оторваться от этих чудных глаз, он ловил, как дивную музыку, звуки этого милого голоса.

Она говорила:

— Милый, велики твои силы, знания, твоё могущество! Но я чувствую и знаю, что не могу ошибаться: твоя жизнь прошла без тепла, без счастья, без любви… И моя жизнь была такою же — унылой, холодной, безотрадной. Недаром пришёл ты ко мне, судьба привела тебя, мы назначены друг другу. Как я тебя узнала и полюбила с первого мгновения, так и ты должен был узнать и полюбить меня… Иначе не могло быть, и так оно было… Не обманывай меня… не силься отвратить от меня своё сердце словами и рассуждениями… забудь все слова и слушай только то, что говорит тебе твоё сердце… Не к падению я зову тебя, а к блаженству! Любовь счастливая, это светлое и тёплое солнце жизни не ослабит, а разовьёт твои силы, окрылит твои мысли и вознесёт тебя высоко… и я вознесусь вместе с тобою… Да, вместе, вместе… Я жизнь и душу готова с радостью отдать тебе, так разве может быть такая любовь тебе в чём-либо помехой?.. Гляди же на меня, гляди в мои глаза — ты умеешь читать в душе, ты видишь все мысли и чувства… читай же мою душу!..