Всеволод Соловьев - Волхвы. Дилогия

Екатерина слегка наклонила голову и вышла из розовой комнаты. Лоренца дрожала, как в лихорадке, сердце её усиленно стучало, на глазах стояли слёзы…

— Сударыня, пожалуйте! — услышала она непонятные ей слова.

Её проводили теми же пустынными коридорами, вывели на тот же маленький подъезд и усадили в карету. Карета тронулась.

Долго ещё Лоренца не могла прийти в себя и находилась в состоянии, подобном тому, в какое приводил её Джузеппе, когда таинственным способом прикасался к её голове и повелительно говорил ей: «Спи!» Она ничего не сознавала, не видела, не чувствовала.

Но вот она пришла в себя и прежде всего рассердилась на царицу, да так, как ещё до сих пор ни на кого и никогда не сердилась. С её прелестного лица сбежало полудетское выражение, щёки зарделись краской гнева, глаза сверкнули злобой. Она даже с такою силой сжала свои маленькие, нежные руки, что одно из колец, покрывавших её тонкие пальчики, втиснулось в тело и до крови прорвало кожу. Но она и на боль не обратила внимания.

«И за что восхваляют эту ужасную женщину! — бешено думала она. — За что называют её необыкновенной, великой?! Она злая, капризная, дурная, завистливая — и больше ничего… Она только хочет показать свою силу… Но это ещё посмотрим! Князь могуществен, он делает всё, что хочет… Я не желаю уезжать… Я люблю князя… я хочу с ним остаться!»

Она изо всех сил дёрнула за шнурок, один конец которого находился в карете, а другой был привязан к поясу кучера. Карета остановилась. В миг один Лоренца распахнула дверцу, выпорхнула из неё с лёгкостью и грацией, каким позавидовала бы первейшая танцовщица, и прежде чем кучер мог придти в себя от неожиданности, была уже далеко.

Она закуталась в свою соболью шубку и неслась по снежному тротуару, пока не заметила стоявшего на перекрёстке извозчичьего возка. Тогда она всё с той же лёгкостью и быстротою оказалась в возке и кое-как объяснила извозчику, куда её надо везти, всунув ему при этом в руку серебряный рубль. Извозчик изо всей мочи погнал пару застоявшихся лошадок. Ухабы, ухабы, опять ухабы… снежная пыль в глаза… кто-то кричит, бранится — чуть не раздавили кого-то… опять ухабы — и вот Лоренца перед хорошо знакомым ей одним из крылец потёмкинских чертогов.

По раз и навсегда данному приказу светлейшего здесь её впустят во всякое время. Ей знакома дорога, и перед нею распахнутся все двери. Она знает, где именно найти «его». А если он выехал — она останется ждать и дождётся…

Но он был у себя и ждал её. Он часто, слишком часто её ждал и слишком волновался, когда его ожидания оказывались тщетными. Едва она вошла и он её увидел, разгладились морщины на его прекрасном лбу, и счастливая улыбка разлилась по всем чертам его лица, на котором за минуту изображались скука, тоска и раздражение. Он взял её маленькие белые ручки, склонился к ним и стал целовать их жадно и страстно.

Но вот он взглянул ей в глаза и невольно отстранился: он почти не узнал Лоренцу, ему никогда даже не могло прийти в голову, что она способна быть такою.

— Что с вами, моя дорогая маленькая синьора? — спросил он. — Кто вас обидел?

— Знаете ли, откуда я? — дрожа, в волнении шепнула Лоренца. — Я прямо от вашей царицы!

— Что? От царицы? — Он сдвинул брови. — Успокойтесь и расскажите мне все подробно…

Не выпуская её рук, он усадил её рядом с собою и внимательно, не перебивая, выслушал её рассказ, прерывавшийся слезами и едва сдерживаемыми рыданиями. Лоренца была из числа тех женщин, к которым идёт решительно всё, даже слёзы. Под конец Потёмкин не столько её слушал, сколько любовался ею. С первых же её слов он догадался в чём дело, всё сообразил, и когда она довела свой рассказ до конца, он уже был спокоен и улыбнулся ей какой-то мечтательной, влюблённой улыбкой.

Улыбка эта озадачила и смутила Лоренцу.

— Вам смешно, князь! — с горьким упрёком в голосе воскликнула она. — Вы рады тому, что нас преследуют, вы хотите, чтобы я уехала?!

— Перестаньте говорить пустое, — сказал Потёмкин, снова покрывая её руки поцелуями, — мне вовсе не смешно, но и печалиться не вижу пока причин… Вы уедете только в том случае, если того сами захотите.

Она остановила на нём долгий взгляд и стала внимательно слушать.

Он продолжал:

— Воля царицы — закон. Если она приказывает, чтобы муж ваш завтра же выехал, то он и должен выехать… Но ведь вы, по словам царицы, подлежите высылке только как его спутница. Вы можете остаться… для этого надо, чтобы вы решились оставить мужа… чтобы вы доверились мне… чтобы вы любили меня так же, как я люблю вас…

Лоренца вздрогнула. Оставить мужа! Ведь она не помнила, что было время, когда она убегала от своего Джузеппе, что ещё недавно она готова была его покинуть, и если не делала этого, то единственно потому, что у неё не хватало сил и решимости, потому что она трепетала перед тайной, колдовской властью этого человека.

После того как он во время её странного усыпления приказал ей любить его, она исполняла его приказ, она любила его страстно. Но не менее страстно любила она и Потёмкина. Если бы теперь Джузеппе был здесь, она не могла бы ни на что решиться, её одинаково влекло бы к этим двум людям… Джузеппе нет, она не чувствует его присутствия, его влияния… а русский великан перед нею среди почти сказочного великолепия своей царственной роскоши, во всём блеске своего могущества, силы, очарования…

И он говорит ей, что её любит, он покрывает поцелуями её руки и шепчет ей: «Лоренца, останься со мною!..» Он её любит!.. Он, грозный лев, перед кем все трепещут, сам трепещет, ожидая её ответа… Уехать завтра!.. Навсегда его покинуть… никогда больше не видеть этого величественного, гордого лица, которое умеет так страстно, так нежно улыбаться!.. Нет, это невозможно!..

Её сердце бьётся всё сильнее и сильнее. Она уже не помнит о Джузеппе, она все забыла… А ласковый, соблазнительный голос шепчет ей:

— Лоренца! Ты в моей власти. Лоренца! Моя воля — тоже закон. Я хочу, чтобы ты меня любила — и ты меня любишь. Я хочу, чтобы ты сама сказала мне это — и ты скажешь!.. Ты останешься со мною и будешь жить для меня одного. Я спрячу тебя так, что никто тебя не отыщет, Я окружу тебя всем, что только может придумать и пожелать твоё воображение, твоя прихоть. Говори же мне, что ты меня любишь, что ты останешься!..

Лоренца подняла на него свои чудные глаза, подернутые страстной влагой, — и эти глаза сказали ему все. Она слабо, как-то радостно и в то же время испуганно вскрикнула и, охватив его шею своими тонкими руками, припала головой к широкой груди его.

— Лоренца! Встань и уходи отсюда навсегда! — вдруг прозвучал над ними странный голос, полный необычайного спокойствия и непобедимой власти.