Сергей Сергеев-Ценский - Первая мировая. Брусиловский прорыв

На высокихъ старыхъ соснахъ прилажены площадки для наблюдателей, какъ большiя скворечницы. Въ лесу много такихъ вышекъ, а по дороге везде орудiя всевозможных калибровъ, старыя и новыя, и целыя и попорченныя.

Останавливаемся у восьмого форта. Онъ изъ старыхъ, съ кирпичными казематами и земляными рвами. Внизу извивается Санъ, гладкiй и тихiй, напоминающiй белое песочное шоссе. Вода застыла и река не шелохнётся, только отражаются огни загоревшихся по берегу костровъ.

У подножiя чернеетъ проволока и стальные колья, на которыхъ она укреплена, торчатъ изъ земли, какъ штыки. Наши окопы были отсюда меньше, чемъ въ версте.

Много ли прошло со времени заняли крепости, а солдатики уже успели обжиться на этомъ нетронутомъ форту. Въ казематахъ пахнетъ щами и солдатской шинелью.

Новые владельцы крепости собираются ко сну, поютъ молитву и укладываются на койки, предусмотрительно оставленный австрiйцами. Къ Пасхе устроили даже свою церковь. Убрали казематъ ельникомъ, поставили образа, служили заутреню и разговлялись.

— А на Страстной, — ходили своихъ проведать...

На южныхъ Седлецкихъ фортахъ есть незаметныя могилы; въ нихъ похоронены наши солдаты, подходившiе къ этимъ фортамъ ещё 24-го сентября.

— Помолились за упокой ихъ души... Потому они путь намъ проложили и выходитъ, что должны мы ихъ память чтить...

После взятiя крепости мы нашли триста нашихъ раненыхъ, томившихся въ плену.

Скромныя могилы на Седлецкихъ фортахъ, свидетельствующая, что для нашего солдата петъ ничего пеприступнаго, крытыя ельнiкомъ землянки, въ которыхъ перезимовали войска, бравшiя крепость, тихая радость освобождённыхъ пленныхъ, — всё это не вяжется съ атмосферой, царившей въ Перемышле, и съ обстановкой, которую создали его защитники. Даже въ трагическую минуту, на первомъ плане у нихъ было своё личное, и духъ геройства не ночевалъ на австрiйскихъ фортахъ. Среди условiй сдачи австрiйцы выставляли требованiя о сохраненiи офицерамъ жалованья и карманныхъ денегъ, просили, чтобы ихъ наградные списки были непременно отосланы въ Вену, а генералъ Кусманекъ въ длинномъ и безграмотномъ письме на русскомъ языке хлопоталъ о томъ, чтобы были охранены его вещи и чтобы, въ случае перемены коменданта, его просьба непременно была передана по принадлежности.

Личное было настолько сильно, что моментами переходило въ преступное. Главный интендантъ крепости былъ судимъ и повешенъ. У него нашли неожиданные розсыпи — сбереженiя во время осады на девять миллiоновъ кронъ. Оказалось, что онъ продалъ часть провь анта и обезсилилъ крепость по крайней мере на три месяца. Хищничество внутри крепости переплелось съ мудростью военачальниковъ и въ то время, какъ одни распродавали провiантъ, другiе, подъ напоромъ нашихъ галицiйскихъ армiй, заголяли новые и новые корпуса въ крепость, думая найти въ нихъ надёжную стоянку. Общими усилiями те и другiе довели Перемышль до сдачи.

Во время последней вылазки передъ сдачей Перемышля двадцать третья гонведная дивизия, шествовавшая подъ прикрытiемъ своихъ фортовъ, наткнулась на нашихъ ополченцевъ. Не ожидавшiе натиска такой крупной силы, крестоносцы подались. Противъ австрiйцевъ оказалась всего рота стрелковъ и такъ какъ непрiятель продолжалъ врываться всё глубже, его обстреливали и съ фланговъ. Австрiйцы, не долго думая, решили, что попали въ мешокъ и немедленно выкинули флагъ.

— Вообразите, каково было наше положенiе, — говоритъ офицеръ, сидевшiй со стрелками въ окопе, — роте приходилось брать въ пленъ целую дивизiю. Въ первый моментъ мы растерялись, но потомъ потребовали оружiя и стали пропускать вереницы австрiйцевъ черезъ наши тонкiе ряды.

Когда австрiйскихъ офицеровъ спрашивали въ штабе, почему они сдались, они уверяли, что приняли роту и отрядъ ополченцевъ за два корпуса. Впрочемъ, есть основанie не верить признанно австрiйцевъ; большинство изъ нихъ покидало крепость съ твёрдымъ решенiемъ не возвращаться подъ охрану ся фортовъ: офицеры шли на вылазку съ денщиками, а те несли чемоданы.

При вступленiи нашихъ войскъ, крепость вовсе не производила впечатленiя голоднаго блокированнаго города; правда, магазины пустовали, въ кафе поили жидкимъ кофе безъ сахару, но оставалось ещё много лошадиныхъ труповъ, за хорошiя деньги можно было найти коровье мясо, у всехъ крестьянъ была скотина и домашняя птица. Изголодавшимися выглядели только славяне въ то время, какъ немецкiе и венгерскiе офицеры бравировали шикарнымъ видомъ и даже поражали упитанностью.

Во время блокады они привыкли къ спокойному безделию и изощрялись въ остроумiи, заполняя глупыми выдумками своё сиденiе въ крепости. Однажды, напримеръ, былъ устроенъ своеобразный конкурсъ: по рукамъ ходили объявленiя съ предложенiемъ премiи тому, кто разрешитъ четыре неразрешимыхъ задачи: «найдётъ въ Перемышле человека умнее Кусманека, отыщетъ въ крепости десять невинныхъ девушекъ и столько же здоровыхъ офицеровъ, и укажетъ пять врачей не-евреевъ».

Офицеры пускались на всякiя выдумки, мастерили кольца и зажигалки изъ русской шрапнели, сочиняли вздорныя донесенiя, а въ квартире начальника ииженеровъ нашли картину, изображающую снятie первой блокады Перемышля. На первомъ плане красуется Кусманекъ, окружённый генералами, а внизу подъ балкономъ благодарная толпа жителей. Вглядываясь въ картину, можно различить, что она вся склеена изъ отдельныхъ фигуръ и составлена изъ какой-то погребальной процессии. На балконъ приклеили Кусманека и генераловъ, а траурную колесницу заменили подставными фигурками. Подобные картины распространялись для поддержанiя духа въ крепости.

Счастье войны... Оно неуловимо и трудно сказать, въ чёмъ его первопричины. Техника, подготовка, стратегия, искусные военачальники или офицеръ, сплоховавшiй во время атаки, или, наконецъ, не выдержавшая огня рота солдатъ.

Если всё техника, то почему въ одномъ месте побеждаютъ, а въ другомъ, съ теми же пушками и пулемётами принуждены отступать. Почему со своей техникой немцы не взяли Варшавы осенью 1914 года, а вошли въ неё летомъ 1915 года после нашихъ неудачъ на Дунайце.

Много вопросовъ напрашивалось, когда русскiе солдаты оставляли Карпаты. Почему раньше австрiйцевъ били, какъ хотели, а тутъ вдругъ у нихъ напоръ появился и они стали насъ одолевать. Ведь не только потому, что рядомъ съ солдатомъ изъ Вены и Будапешта пошёлъ пруссакъ или баварецъ.

Вероятно, во всёмъ происходившемъ можно найти более глубокiя причины, въ которыхъ долго и спорно будутъ разбираться после войны.

Причины причинами, а солдатъ остался всё темъ же, такъ же отсиживалъ подъ заливавшимъ окопы свинцомъ, оставался въ нихъ навыки засыпанный землёй, такъ же ходилъ въ штыки и такъ же въ самозабвенiи смиренно и свито умиралъ.