Георгий Полилов - Андрей Боголюбский

- Смелая, видно. Такая в беде не оставит.

В избе дымно горела лучина. Алексей сидел за столом.

- Может, деда Кузьмы и в живых нет? Николай тяжело вздохнул и, закрыв глаза, покачал головой:

- Боюсь подумать, Алёша…

Послышалось, что кто-то идёт через двор. Подняв голову, Алексей насторожился. На дворе всхлипывал дождь и подвывал ветер.

- Меня, Алёша, сегодня домовой сонного погладил мохнатой рукой по лицу, - сказал Николай. - Сказывают, к добру это.

Лёжа на лавках, долго не могли уснуть. Слушали, как ветер ворошил на кровле солому, стучал оторвавшейся доской. Алексей совсем уже закрыл глаза, как вдруг почувствовал, что Николай поднялся.

- Что ты? Али кого услышал?

- У наших ворот вроде как конный…

Алексей вскочил. Он услышал робкий, неуверенный стук. Поспешно натягивая кафтан, разбрызгивая лужи, босиком побежал он к воротам. Отворил створы и в темноте с трудом узнал мечника.

- Прокопий, да ты откуда?

- Из Новагорода. Насилу живот спас. - Мечник прошёл в избу, устало опустился на скамью. - А где же Кузьма?

Словно виноватые, Алексей и Николай рассказали всё, как было. Прокопий выслушал молча.

- Стало быть, он у Фёдора?

- Если жив, то у него…

Утром, чуть свет, Прокопий ушёл на княжой двор. Алексей с Николаем долго его ждали, днём несколько раз выходили за ворота, но Прокопий не возвращался. Обедать сели одни.

- Уж не стряслось ли чего? - сказал Николай. - Может, в сердцах наговорил епископу?..

Мечник пришёл поздно вечером. На вопрос Николая, что он услышал о Кузьме, махнул рукой.

- Ну, а князь?

- Князя нет. Уехал. Видно, Фёдор большую силу имеет. Меня к нему не пустили. А что с Кузьмой, никто не ведает. Сказывают, что он в подземелье, а жив али нет, кто знает…

- А что говорят бояре? Мечник горько усмехнулся:

- Что они знают…

На другой день Прокопий снова был на епископском дворе. Смотрел на рубленные из дубовых брусьев конюшни, коровники, кладовые и хранилища. Среди многочисленных построек Прокопий искал узилище, где заключены были схваченные Фёдором люди.

В покое, где Прокопий ожидал епископа, под иконами тускло мерцали лампады и свечи. Смиренные послушники и чернецы ходили в полумраке, опустив головы. Мечник не любил этой монастырской тишины, этих постных лиц монахов. Сидя на лавке, он громко чихнул, и мгновенно, словно из-под земли, вырос чернец:

- Что зло творишь, мечник? Епископ не любит шума.

- Поведай епископу, что княжой слуга, мечник, его ожидает, а не чернец или холоп.

- Епископ сейчас молится.

- Я здесь уже другой день…

Фёдор встретил Прокопия взглядом суровых глаз из-под густых чёрных бровей.

- Почто пришёл?

- Прости, владыко, ведомо стало мне, что слуги твои схватили и бросили в яму княжого мастера Кузьму.

- А ты почему о нём хлопочешь? Еретик он.

- Отец Фёдор, пощади старика!.. Ему и жить осталось мало.

Глаза у Фёдора стали наливаться бешенством, а по лицу пошли красные пятна.

- Почто о еретике хлопочешь? - крикнул он, ударив кулаком по подлокотнику стула. - Сколько ему жить, это ведает Бог… Или ты такой же еретик?

Мечник отступил на шаг:

- Не возноси хулу, владыка, на княжого слугу! Не слышал я таких речей. Мастер Кузьма - хороший оружейник. За что холопы твои схватили доброго человека? Ни князь, ни Богородица тебе этого не простят!

Не сводя глаз с Прокопия, епископ медленно поднялся.

- Ты… - произнёс он хрипло, - так говоришь со мной? Неужели, мечник, у тебя две головы?

Прокопий стоял перед епископом спокойно, склонив голову набок. Увидев, что Фёдор хочет кликнуть слуг, он сказал тихо, почти шёпотом:

- Отец Фёдор, не таким я тебя знал в Ростове… Ни тебе, ни слугам твоим головы моей не получить! Князю она принадлежит, как и весь живот мой. Не зови твоих холопов. Живым я в руки не дамся! - Прокопий по привычке схватился за бедро, где всегда висел меч. - Напрасно прольёшь кровь перед иконами святых мучеников.

Фёдор со злобой схватил в горсть угол парчовой скатерти и потянул на себя. Зазвенела серебряная чаша.

- За дерзость свою ты ещё поплатишься! Иди..

- Не стращай, владыка!

Мечник вышел из епископского терема и направился к воротам. Взглянув на его искажённое лицо, воротники-сторожа пропустили молча. Когда Прокопий отошёл, старший угрюмо пробормотал:

- Видно, узнал, что с кузнецом плохо…

За башнями теремов, за золочёными шлемами церквей разлилась заря. Обряженные в серебро инея, стоит, не шелохнутся стройные ели, до земли свесив свои нарядные ветви. На крышах - высокие сугробы искрящегося морозного снега. И палаты бояр и избы щедро украсила зима.

Отворив обитую рогожей дверь, Алексей выскочил во двор. Медленно тянулись к небу голубоватые дымки. Над обледенелым срубом поднялся одним концом кверху журавль с привязанной бадейкой. Алексей подтянул бадейку, опустил её в тёмную густую воду. Из конюшни вывел напоить коня мечника.

На улице скрипели калитки, под ногами хрустел снег. Вкусно пахло свежим хлебом, который пекли у соседей. Алексей второй раз подошёл к колодцу - нужно было принести воды в избу. В ворота кто-то ударил. Поставив ведра, Алексей побежал отворять, да так и застыл. С незнакомым монахом во двор вошёл дед Кузьма. Борода старика была всклокочена, на глазах грязная повязка.

- Дедушка… Дедушка… - бросился Алексей к нему на шею.

Дед Кузьма дрожащими руками начал ощупывать лицо внука, снял шапку, погладил волосы. Что-то страшное показалось Алексею в движении его рук.

- Жив, Алёшка… Ну, слава Богу… Спасибо, добрый человек, - обратился он к монаху, - теперь я у своих.

Дед с внуком, обнявшись, медленно побрели к дому.

- Ослепили они меня там, Алёшенька, вынули очи! Ослепили…

При этих словах у Алексея что-то оборвалось внутри, а ноги словно примёрзли к месту:

- Как - ослепили?.. Что ты говоришь? Только теперь понял Алексей, какая страшная беда стряслась с дедом.

Навстречу выбежали Николай и Прокопий. Дед Кузьма снял повязку - все увидели страшные, пустые глазницы. Николай и Прокопий молча переглянулись. Прокопий отвернулся, скрипнул зубами.

- Проклятый Федорец! Словно волк лютый.

На другой день весь Владимир узнал, что на епископском дворе ослепили Кузьму. Княжеские мастера и подмастерья, их жёны и дочери тихо входили в избу, кланялись хозяевам, шли к лавке, где лежал накрытый полушубком больной. В углу мерцала лампада под ликом Божьей матери: молодая женщина держала на руках младенца и смотрела на людей глазами, исполненными печали.

Горожане присаживались к изголовью Кузьмы, молча смотрели на повязку.

- Что же они творят? Неужто Богородица учит их ослеплять людей?