Георгий Полилов - Андрей Боголюбский

Двое шли по бокам, третий верхом на коне ехал впереди и на верёвке вёл Данилу. Все пятеро прошли до конца улицы, свернули в узкий переулок и остановились перед высокими воротами. В голове Алексея одна и та же мысль: «Попался, теперь конец. Данилу тоже казнят».

Со скрипом отворились двустворчатые ворота. При свете факела Алексей увидел своих недругов. Один, до самых глаз заросший чёрной как смоль бородой, похож на цыгана, другой, помоложе, костистый, с кривым, перешибленным носом. Оба при мечах; складками спадают широкие плащи, надетые поверх кольчужной рубахи. Нечего сказать, хороши воины, таким и в мирные дни на большой дороге не попадись!

В просторной горнице развязали руки. Подвели к столу. Алексей поднял голову: напротив сидел боярин, который когда-то был проездом во Владимире и заказал у Николая рукоятку к мечу. Алексей ахнул.

- Ну, мастер, вот и встретились! - Боярин угрюмо осмотрел Алексея с головы до ног. - Кончилась твоя служба суздальскому самовластцу! Теперь служить будешь германскому императору или испанскому королю. Набьют на шею колодку и продадут в рабство, на галеры. А может, ещё раскинешь умом да отойдёшь от службы своему князю? Подумай!

Боярин выжидающе смотрел на Алексея.

- Ну? Господин Великий Новгород умеет ценить службу. Сохранят жизнь, получишь почёт, именье…

Сделав шаг вперёд, Алексей поднял голову и с насмешкой посмотрел боярину в глаза.

- Учишь предательству, боярин? Зовёшь послужить Великому Новгороду, а сам-то разве Новгороду служишь? Иноземным купцам! Продаёшь Новгород и всю землю Русскую!

- Уведите!- приказал боярин слуге. - Держать строго, чтобы не вздумал бежать в другой раз.

Прошла тяжёлая зима неудачного похода на Новгород. Весной к Арине возвратился Алексей. В числе немногих владимирских горожан его выкупили из полона. Князю Андрею нужен был опытный златокузнец-оружейник. От долгого пребывания в неволе Алексей ослаб и первое время походил на бондаря Вышату. Страшно было смотреть на его лицо с провалившимися глазами, с нездоровой, похожей на пергамент, кожей. Он с трудом передвигал ноги.

Алексей вспомнил своего друга Вышату, которого зарыли в родной земле на кладбище Владимира, где хоронили воинов княжой дружины. Вместе с Ариной навестил он его могилу. Рассыпали птицам корм, у могильного холмика Вышаты вкопали в землю дубки, а у деда Кузьмы - тоненькие, в рост человека, кудрявые берёзки. Летом вокруг них Алексей выкосил траву. Деревца хорошо принялись, покрылись нежными клейкими листочками, и осенью Алексей разрыхлил вокруг них землю.

Наступила ещё одна зима. Владимирские мальчишки ловили силками красногрудых снегирей и в маленьких деревянных клетках продавали их на торгу. На тесовых крышах городских стен белыми глыбами лежал снег.

В один из погожих деньков князь выехал на охоту. Жители Боголюбова, услышав звуки медных рогов, бросились к дверям. В толпе всадников они узнали князя в богатой соболиной шубе, в сапогах на куньем меху. За последний год князь заметно постарел. Под глазами запали тени, отчётливее и резче легли морщины. Но князь был ещё силён и бодр. За ним на сытых породистых конях не спеша тянулись бояре. Стоявшие в дверях мужчины и женщины, мастера, орачи и другие мизинные люди с ненавистью смотрели на богатых всадников. Простой чади [108] Чадь - простые люди. дорого обходились эти шитые золотом плащи и шубы, заморские кони, дорогое оружие. Тяжёлым бременем лежали на плечах княжеские поборы.

В толпе придворных, на сером в яблоках коне, ехал Яким Кучкович. На боярине была новая соболья шапка и бобровая шуба, перетянутая ремнём. Богатый заморский меч, вывезенный из Киева, вызывал зависть всей дружины.

Пётр Замятнич, придержав коня, поравнялся с Якимом.

- Что не весел? - спросил он Кучковича. Яким, насупясь, посмотрел на своего друга:

- Что-то неможется, Пётр. Хвор стал. Пётр подъехал ближе и спросил шёпотом:

- У тебя всё как надо? Яким кивнул.

- У меня тоже. Князь сразу поедет к Чёртову оврагу, там наши заприметили медведя. Только бы Яков не оплошал… Я ему сказал, чтоб подъехал к Андрею ближе и бил наверняка.

Друзья замолкли, заметив подъезжающего Прокопия. Указав плетью на украшенную инеем берёзку, Яким перевёл разговор:

- В нонешнем году овсы будут росистые - эвон инея сколько!

- Год на год не приходится, - ухмыльнувшись, ответил Пётр. - Старики сказывают, что ноне от года много добра ждать надобно. Великие перемены идут…

Яким промолчал.

Когда мечник, пришпорив коня, удалился, Пётр продолжал тихо:

- Не хотел князь ехать, насилу уговорил.

- К своей смерти идёт, - задумчиво сказал Яким.

Князь ехал погружённый в свои думы, не замечая красот зимнего леса. Вспомнился неудачный поход на Новый Город, и на сердце тенью легла обида: не лёгкое это дело - собирать Русь! Сколько ещё храбрых душ отвеют от тела! Пока Русь станет единой, многие лучшие мужи костьми лягут на поле брани. А жить каждому князю особо - нельзя. Сомнут половцы или другие соседи. Андрей никогда не сомневался в успехе всех своих дел и сейчас, думая о том, как сломить непокорных новгородских бояр и купцов, твёрдо верил, что рано или поздно он победит.

«Не беда, что щит их оказался крепче моего меча! Надо, чтобы щит этот из рук новгородской господы выпал».

«Путь к Новгороду…»

Князю показалось, что он вот-вот надумает, как поставить Новгород на колени. Он даже попридержал коня, чтобы собраться с думами, но мысль ускользнула. Ему хотелось поделиться своими думами с ближним боярином, но в это время чутким ухом охотника он услышал подозрительный треск ветвей и едва уловимый скрип по снежному насту. Приподнявшись на стременах, он застыл и чуть не вскрикнул: из убранного инеем подлеска стремительно выскочила пара оленей - крупный, с ветвистыми рогами самец и рядом нежная, вся трепещущая от страха самка. Они не успели добежать до противоположного края поляны, как вслед пропела стрела. Это выстрелил Андрей. Никому не разрешалось стрелять в эту дичь, кроме самого князя. Видно было, что стрела поразила цель. Андрей сжал конские бока шпорами, приник к атласной шее коня; ломая ветки, бросился в погоню.

Четверо охотников принесли добычу. Пётр Замятнич предложил поехать охотиться на медведя, которого обложили в Чёртовом овраге, но князь решил возвратиться. На обратном пути он смеялся, шутил с боярами и приглашал всех на свежую оленину.

В хорошие времена по всем путям к Новгороду тянулись торговые караваны. По синим водам Волхова и меньших рек, по глади Великого Ильменя тянулись вереницы ладей и стругов, гружённых товарами, из северных лесов везли меха и воск, с далёких берегов Ледовитого океана - Дымучего моря - дорогой рыбий зуб. С Волги по волокам и сухопутным дорогам в телегах-колах и санях везли хлеб с рязанского низа и суздальского чернозёмного ополья. Господин Великий Новгород богател и рос. Новгородцы строили торговые склады и хоромы, благоустраивали город, мостили улицы, осушали болотистую почву города, возводили неприступные крепостные стены, опоясавшие огромным кольцом валов столицу бояр и купцов. На новгородский торг сходились товары со всех концов света: китайский шёлк и фряжское сукно, пряности далёкой Индии и греческие вина, дамасская сталь и русские кольчуги и мечи. Здесь можно было купить или заказать всё. Богатели и прибирали к своим рукам власть новгородские бояре и купцы. Один из них, Садко Сытинич, в самом Детинце построил своей казной великую церковь Бориса и Глеба; о его несметном богатстве слагали былины.