Лев Жданов - По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

А у Мойсеича с товарищами почти удвоились их сбережения, лежащие на дне старинных дедовских укладок. Да и губернатору «челом ударили» его помощники, в белом убрусе дар принесли, мешок золота, тысяч на пятнадцать рублей торговой ценой.

Но пока тянулось это дело и другие, ему подобные, пока удачи и неудачи переплетались, творя причудливый узор жизни, Гагарин только об одном и думал: поскорее бы выбраться к своей любимой подруге, к поповне ненаглядной и бесценной для князя по-прежнему.

Снова декабрь на исходе. Роковой, 1713 год близок к концу. Опять Гагарин второй день гостит у попа Семёна в слободе, справляет весёлое Рождество.

Не узнать теперь скромного поповского дома. Тёсом он обшит, изукрашен, размалёван, словно игрушечка. А внутри и прямо рай земной. Нет того дорогого и отборного из тканей, мебели, утвари и мехов или ковров, чего бы ни наслал Гагарин в избытке попу с дочерью для убранства гнёздышка, где живёт его сладкая.

Всё, что любит Гагарин в своём обиходе, здесь постоянно находится или привозится за ним, когда князь собирается в Салду на погост.

Но не только любви отдаётся здесь губернатор. Долгие разговоры с глазу на глаз с Сысойкою ведёт он часто или третьим Келецкого приглашает... Батрак даёт отчёт князю обо всём, что слышит в народе... Говорит о ропоте и недовольстве против Петра, растущем в целом крае, что ни день, что ни час.

— Только бы весть подать... Клич бы только кликнуть! Полёта тыщ робят и мужиков набежит... И не с пустыми руками... А дать им ошшо пищалей, мушкетов, да с казаками, с драгунами спаровать... Так в те поры... Приди кто ни есть, сунься! Вот чего выкусит!

И огромный увесистый кулак Задора, сложенный особенным образом, мелькнул в воздухе.

Несмотря на серьёзность минуты, усмехнулся Гагарин и Келецкий.

— Не бахвалься, парень! — заметил князь. — Знаешь, не хвалися, идучи на рать!.. А и шкуры не дели, бирюка не изымавши!.. Подождём, поглядим ещё... Ежели нельзя будет полой воды удержать, так хотя пустим её на наши колёса...

И после этих таинственных, неясных разговоров долгое время какой-то странный бывает Гагарин, даже на Агафью почти не глядит, а перед собою смотрит, словно видит вдали что-то большое, яркое, отчего даже жмурит свои заплывшие, небольшие глаза.

Всё Рождество собрался провести у подруги своей Гагарин. Здесь надеялся отвести сердце, найти забвение, избавиться хоть на время от забот, которые теперь всё чаще и тяжелей ложатся на душу новому хозяину Сибири.

Письма тревожные то и дело приходят из Питера и Москвы. После Нового года решил князь пуститься в путь, побывать у царя; всё исправить, что ещё поправимо, и снова, вернувшись, спокойно зажить со своей Агашей... Очень ещё беспокоит князя, что давно от Трубникова нет вестей. Последний гонец явился около месяца назад. А послан он был и того раньше, ещё в июле, когда Трубников со своим отрядом стоял у самого истока Иртыша и готовился вступить в безбрежную, морю подобную, жгучую пустыню песчаную, в Шаминскую степь, за которой лежит заветное озеро золотоносное Кху-Кху-Нор.

Ещё в августе должен был явиться к князю гонец; но попал в плен, три месяца томился в неволе и только кое-как убедил своих киргиз-кайсацких узденей, чтобы повезли его к Зайсан-озеру, к русскому населению, где им выкуп дадут хороший за него.

А после этого гонца словно сгинул Трубников и весь отряд его с лица земли, ни слуху ни духу нет о них... В самый сочельник, в сумерки, после богослужения, в ожидании первой звезды, чтобы сесть за трапезу, беседовал Гагарин с Агашей и Келецким, поминая своего посланца, пропавшего без вести.

— Жаль парня, коли что приключилось с ним! — искренно вырвалось у князя. — Вижу, курочка, горюешь и ты по нём! Не стыдися. Я не ревную! Славный парень Федя был! Не таясь скажу, Бог знает, чего бы не пожалел, только бы знать, что жив он, не убит, хотя бы и не вышло проку никакого из его похода...

— Дай Господи, жив был бы! — усердно крестясь, прошептала Агаша.

Келецкий с явным сомнением молча качал головой.

Вдруг какое-то особое движение послышалось во дворе, за окном; конский топот прозвучал, смолк у крыльца. Кто-то стал быстро подниматься по ступеням, тяжело стуча сапогами, как это обычно делали гонцы драгуны и казаки, присылаемые сюда с поручениями и бумагами из Тобольска.

— Сызнова гонец! И праздника великого спокойно провести не дают, окаянные! — заворчал Гагарин, глядя на дверь, откуда должен был появиться посланный.

Раздался стук, послышался знакомый голос, и в проёме распахнутой двери, озарённая светом зажжённых на столе канделябров, показалась знакомая фигура Фёдора Трубникова, красивое лицо которого было сейчас измученным, потемневшем от непогод, от зноя и холода.

— Федя! — в один голос крикнули Гагарин и Агаша.

— Пан Трубников з мёртвых ест встал! — в то же время возгласил Келецкий.

— С праздником с великим, с Рождеством Христа, Бога нашего! — весело, громко проговорил вошедший, обрадованный тёплой встречей, которая выпала на его долю.

Гагарин первый, потом Келецкий и даже Агаша по приказу князя, трижды расцеловались все с нежданным гостем. Поп, пьяный спозаранку, спал в светёлке, но и его послали разбудить. Вся челядь здешняя и слуги гагаринские набились в горницу, желая видеть и приветствовать подпоручика, о судьбе которого немало сокрушались наравне с господами...

После первых шумных приветствий и вопросов, на которые не успевал и отвечать Трубников, его отправили в баню отмываться. Туда же Келецкий послал юноше один из своих костюмов, и посвежевший, красивый больше прежнего, воротился офицер, сел за ужин, поданный в это время, и стал утолять голод, успев только сообщить, что отряд почти в полном составе он привёл обратно, оставил его теперь в Таре, а сам скакал без отдыху день и ночь, поспешая в Тобольск. Там ему сказали, где гостит князь, и он немедленно пустился в слободу, не передохнув ни минутки!

Говорит и почти не сводит глаз от Агаши подпоручик. А та и поглядеть не решается на него, опустила глаза и всё-таки чувствует его жадный взор на своём пылающем лице...

Гагарин и видит и видеть не хочет ничего. Дав юноше утолить первый голод, о походе стал расспрашивать его.

— Ну, сказывай, что же было после, как в степь ты пошёл со своими людьми?.. Почему вестей оттоле не слал?.. Всё говори, без утайки, я знаю, ты прямой парень, воин смелый... А неудача со всяким приключиться может... Ну, сказывай...

Оставя початой кусок, заговорил Трубников.

Просто льётся речь его, но умеет как-то юноша двумя-тремя словами передать всё, что видел, что было с ним самим и с его людьми, что пережить им всем пришлось в раскалённых песках пустыни Шамо...