Александра Щепкина - Волею императрицы

— Пойдём, брат! Поведу тебя прямо к себе домой, а завтра же и предоставлю тебя к Фёдору Григорьевичу. Смотри, каков наш город! Вон там Богоявленский собор, при нём отец Нарыкова, наш протоиерей, служит. Волков-то в соборе образ своей работы поставил: он и в этом мастер, рисует отлично. Он сам и занавес рисовал. Уж пристрою тебя, как сына!

— Тогда буду звать вас крестным! — говорил взволнованно Барановский.

Разговаривая, они сошли с барки, и, расплатившись с хозяином, Барановский пошёл, взбираясь вверх, от берега, в незнакомый ему город, полный ожиданий.

На хуторе сержанта, где оставался Сильвестр Яницкий, всё было готово для встречи именитой гостьи, графини Разумовской. Сильвестр был далёк от мысли, что этот случайный проезд графини через хутор Харитоновых будет поводом к большой перемене в судьбе его и в судьбе всей семьи хозяина хутора. Быть может, что всё давно было готово к таким переменам, и достаточно было самого лёгкого прикосновения или столкновения с новыми лицами для того, чтоб вызвать всё наружу.

Когда один из провожавших графиню вестовых прискакал на хутор уведомить, что карета графини тотчас будет вслед за ним, то сержант Харитонов, одетый в лучший свой мундир и застёгнутый на все пуговицы, не отходил от ворот своего дома, поглядывая, не покажется ли карета. Старый казак увещевал его уйти в дом; он сообщил им, что графиня любила, чтобы её встречали попросту. Но вся семья собралась на крыльце дома, где казак пристально уставил глаза на Афимью Тимофеевну и развёл руками, словно хотел спросить: это что за диковинка? Честолюбивая карлица нарядилась в штофное платье с фижмами, немного полинялыми от времени, и дева поклонилась казаку; она боялась пропустить первое появление кареты гостьи, желая рассмотреть подробно её роскошный экипаж и наряд. Анна и Ольга стояли подле отца и приветливо разговаривали с казаком, успевшим стряхнуть пыль с своего дорожного казакина синего сукна, перетянутого алым шерстяным поясом. Он поправлял седые усы, хитро усмехаясь; живые глаза его глядели из-под густых бровей, напоминая глаза какой-нибудь хищной птицы, и перебегали от одной сестры к другой, когда он на вопросы их рассказывал о вкусах и привычках графини.

— Ей , барышни любезные, — говорил он с поклоном, — всё у вас понравится; она любит всё попросту.

Анна и Ольга были также нарядно одеты; шея Анны была украшена тяжёлым ожерельем из камней, обделанных золотом. Ожерелье это было вынуто на случай из хранилища семейных драгоценностей и могло бы составить приятное приобретение нынешних любителей археологических редкостей. Ольга, осматривая тяжёлое ожерелье, раздумывала: понравится ли графине, что Анна надела на себя столько драгоценных камней — если она любит всё попросту? Но экипаж графини подъезжал к крыльцу, некогда было и раздумывать. Афимья Тимофеевна смотрела и думала, что её обманывали: так просты были экипаж и наряд графини. Не то была она сама; придворная ливрея лакея, отворившего тяжёлую дверцу кареты, могла убедить в том хозяина хутора. Графиня была одета в тёмный шёлковый казакин; она и при дворе в Петербурге не расставалась с своей привычной одеждой, напоминавшей покроем платья малороссийских казачек; при ней было несколько прислуги, также одетой очень просто. Старый сержант, видевший и прежде графиню, представился ей, называя себя по имени, и по очереди подводил ей дочерей; он указал на Сильвестра как на знакомого ученика Киевской академии.

Афимья Тимофеевна готовилась было подойти с объяснением, «что и она когда-то посещала дворец царицы Прасковьи», но сержант обрезал её на первом слове и сказал за неё: «А это наша старая тётка, вот и вся семья!» С этими словами он заставил всех посторониться, вводя графиню в дом.

Афимья посмотрела со злобою вслед сержанту. «Он нам всё дело испортит», — прошептала она Анне.

Графиня была и приветлива «попросту», как выразился казак, её провожатый. Она оставалась той же простой и умной старушкой, какою знали её в Малороссии много лет тому назад, когда она жила бедной вдовой с двумя сыновьями в селе Лемешках в Черниговской губернии. Но с тех пор в жизни её совершилось такое быстрое и чудное превращение, о каких она слыхала только в сказках. Пение её старшего сына в церкви на клиросе и его привлекательная наружность были причиной такого превращения судьбы её. Проезжий полковник был так увлечён его мягким и сильным голосом, что увёз его с собою в Петербург; таким образом из сельского пастуха в деревне Лемешках, ходившего петь в церкви, Алексей Разумовский поступил в придворные певчие.

Елизавета Петровна была тогда ещё далека от престола, на который ей предстояло вступить много времени спустя. Она звалась цесаревною и жила в удалении от двора. При большой набожности, которой она отличалась, часто посещала церкви, так случилось ей услышать голос Разумовского и заметить его прекрасную наружность. Голос и прекрасный малороссийский тип лица его произвели на неё сильное впечатление, и она выразила желание приблизить к себе даровитого молодого человека. По просьбе её он был причислен к числу служащих при ней в качестве секретаря. Глубокая впечатлительность была в характере цесаревны Елизаветы, она быстро отдавалась возникавшему в ней чувству симпатии и сохраняла его надолго — если не навсегда. Сколько можно судить по бывшим близкими к ней личностям, симпатия эта возникла под впечатлением красоты, таланта или ума и образования.

Она не была изменчива в своих склонностях и была верна им, пока случайности жизни не удаляли от неё лиц, на которых сосредоточилась её симпатия. В свою очередь её живая душа вызывала симпатию и безграничную преданность приближённых лиц. Но многие из них увлекались корыстными целями и изменяли свою преданность, оказывались недостойными её милостей. Но Разумовский, которому открылась блестящая карьера с её воцарением, до конца сохранил свою преданность к ней и оставался всегда при своём прямодушии честною и светлою личностью среди вельмож, окружавших престол Елизаветы.

Ордена и титулы быстро сыпались на него с первых дней воцарения императрицы Елизаветы; прошёл ряд годов, покровительство её не ослабевало, и он скоро стал именоваться графом Разумовским и русским генералом-фельдмаршалом. Мать пожалованного графа Разумовского была вызвана к двору с меньшим своим сыном Кириллой Григорьевичем, её окружили роскошью и почестями. Когда меньший сын её был послан за границу для его образования, она оставалась в Петербурге, стараясь насколько могла приладиться к новой среде, привлекая к себе окружающих умом и добродушием, которые были врождёнными дарами в семействе Разумовских. Вместе с счастьем семьи их расцветала и судьба родного края, до сих пор забытой и подавленной Малороссии, мало-помалу освобождавшейся от гнёта тяжёлого и чуждого ей управления, осмелившейся послать своих депутатов просить императрицу Елизавету об облегчении своей участи, надеясь, конечно, на ходатайство лиц, не чуждых Малороссии.