Александра Щепкина - Волею императрицы

Государыня пожелала, чтобы труппа их дала несколько представлений при дворе для поощрения её. Государыня любит искусство и поощрять старается всех, кто к оному склонность имеет. Нередко беседует она с членами де сиене-Академии и оказывает всякое им покровительство».

Весь Петербург не менее Анны толковал о приезде русской труппы Волкова, который уже вошёл в известность тем, что был учредителем первого возникшего в России частного театра. При дворе уже давались русские пьесы, и в этом году игралась пьеса Сумарокова «Хорев», доставившая автору её известность в русском обществе, выдвинувшая его как талантливого и первого писателя того времени.

Ожидая новую труппу, новых празднеств по этому случаю, Анна занялась придумываньем себе новых нарядов. Наряды были и у всех на первом плане, в них наиболее проявлялось начало развития вкуса, они считались внешним проявлением образования. Сама императрица Елизавета любила роскошные костюмы во французском вкусе и любила носить светлые, дорогие ткани. Гардероб её отличался необыкновенным количеством платьев и других принадлежностей туалета.

Анна радовалась, что с приездом труппы Волкова для императрицы также явится новое развлечение, что было очень нужно в последнее время. Известно было, что на государыню находила по временам тоска; она задумывалась, и часто заставали её в слезах, когда она оставалась в своих апартаментах. Её озабочивали все неблагоприятно сложившиеся обстоятельства по управлению государством, и окружавшие её партии при дворе, и затруднения в отношениях к другим государствам Европы, стремившимся извлечь пользу из сил России, воспользоваться союзом с ней для личных выгод, ничего не предоставляя ей в вознаграждение потерь, которые она могла претерпеть. Это были трудные задачи, вызывавшие уныние и слёзы императрицы. Могла ли она вполне верить окружающим и опираться на них в своих заботах? Ещё недавно она должна была удалить от себя одного из старых преданных ей людей, старинного доктора Лестока, знавшего её ещё в юные лета, преданно служившего ей при вступлении на престол. Он был обвинён в том, что поддался подкупу французского двора и выдавал всю тайную политику России; и после долгого ареста и следствия был он удалён в Вологду. Долго не соглашалась Елизавета на это, несмотря на все убеждения канцлера графа Бестужева; но все доказательства были налицо. В руках враждовавшего с Лестоком канцлера были его перехваченные письма… Императрица уступила по чувству справедливости: человек, так долго обманывавший её доверие, должен быть наконец наказан! Лесток был удалён. Но могла ли императрица верить остальным лицам вокруг себя, не могла ли подозревать даже и канцлера, о котором также ходили слухи о сношениях его с прусским и австрийским дворами ради своих личных выгод? А война, которую ей представляли как необходимость? Всё это тяготело над нею и озабочивало за будущее России. Тем более старались развлечь её все окружающие, отвлекая её внимание от самих себя. Но, приходя на дежурство, Анна видела часто императрицу грустною и больною, и, подавая ей чистый платок по её приказанию, она уносила другой, отданный ей императрицею и смоченный слезами. Не смея выразить своё участие в недоумении, почему так тяжело жилось государыне, Анна молча уносила платок, в свою очередь роняя на него несколько слёз, от мягкого и тёплого молодого сердца. Императрицу оставляют одну по её требованию. Анна, притаясь, стоит у её двери, не понимая, что совершается вокруг неё; она неопытна и несведуща в окружающей её жизни. Несколько дней проходят во дворце тихо и однообразно.

Но вот настал день празднества на половине его высочества Петра Фёдоровича, племянника и будущего наследника императрицы Елизаветы, — день празднества по случаю его рождения. Все готовятся к празднеству. Государыня присутствует на вечере и при ужине. После ужина начинаются танцы и государыня танцует. Ей лучше, она поздоровела; наследник внимательно следит за нею, — она ласково опять разговаривает с ним и с женою наследника, молодою ещё Екатериною. Мрачные мысли и предчувствия рассеялись, и недоверие исчезло, — опять светло и ясно всё окружающее. Анна присутствует на этом вечере и танцует изредка. В середине бала императрица делает ей знак подойти к ней и посылает её отыскать веер, оставленный ею на окне в одной из зал. Анна порхнула по паркету лёгкой своей и плавной походкой, она отыскивала веер, обтянутый голубым атласом, с нарисованными на нём розами и опушённый лебяжьим пухом. Комнаты полны посетителей, везде теснота; Анна спешит пройти пустым коридором с веером в руке. Но в коридоре она наталкивается на одного старого графа, который не пропускает спокойно молоденьких фрейлин. Старик загораживает ей дорогу, — она притиснута к стене и получает громкий поцелуй! Первым порывом её было желание опрокинуть, оттолкнув, некрепкого на ногах старца, но, опомнясь от такого порыва, Анна приседает к земле и быстро ускользает из-под руки старика, втиснув в эту руку веер императрицы. Она бежит вперёд и, стоя в дверях залы, говорит ему громко: «Граф! У вас остался веер императрицы, её величество требует свой веер и будет недовольна!» Граф спешит с веером; она скользит впереди него, подходя к императрице и указывая на графа.

«Граф отнял у меня веер, прижав меня к стене», — тихо говорит она, наклоняясь перед императрицею.

Императрица, смеясь, приняла от графа веер, слегка погрозив ему пальцем. Но тут же сидят старая графиня, её дочери и невестка; они все смотрят на графа не очень милостиво. Граф обернулся было к Анне с упрёком, но её уже нет; она танцует с кавалером в белом кафтане, расшитом золотом; длинный шлейф её бледно-голубого платья из тяжёлого глазета быстро вьётся вокруг неё, её грациозная головка с маленьким розаном на завязанных вверху волосах мелькает между напудренными головами пожилых зрителей, толпой собравшихся по краям залы. Сделав несколько туров вальса, кавалер опустил на стул Анну, немного уставшую, на другом конце залы. А возле неё является другой старик, он медленно подвигается к ней на тонких, подгибающихся ногах, но всё блестит на нём: шитьё кафтана, звёзды на груди и чёрные глаза, сохранившие жизнь на пожелтевшем, с морщинками лице. Но глаза живут, они кажутся ещё чернее в сравнении с белою пудрою парика его и смотрят на Анну вкрадчиво и лукаво. «Боже мой, от них нет нигде спасенья!» — говорит про себя Анна. Но, к счастью, к ней подходит другой танцор, он увлекает её в вальсе, а старик остаётся на месте, сердито топнув ногою вслед улетающей паре. Танцы продолжаются до света, императрица весела, она смеётся и шутит, возвращаясь домой, в свою половину дворца. Она входит в свою опочивальню и, усталая, спешит освободиться от стесняющего её наряда. Анна не уходит, исполняя её приказания. Наконец она отпущена и спешит к себе; у ней весело на душе, она повеселилась, чувствует здоровую, естественную усталость и уснёт крепко и спокойно.