Грегор Самаров - При дворе императрицы Елизаветы Петровны

— Зачем нам разлучаться? — спросила она. — Ты же хорошо знаешь, что отец позволил мне видеться с тобою и не возьмёт своего разрешения обратно, пока ты будешь смирно вести себя.

Для девушки авторитет отца представлял собой весь мир, в котором заключалось всё дурное и хорошее.

Но Иоанн Антонович мрачно взглянул на неё и возразил:

— Меня уже раз оторвали от родителей и сестёр, и никто не пришёл мне на помощь, так почему же эти злые разбойники, на которых, по-видимому, нет никакой управы, не могут разлучить меня и с тобою?

— Но, друг мой, — ответила она, — разве нет моего отца и солдат, которые могли бы защитить тебя?

Иоанн Антонович нежно поцеловал руку девушки и промолвил:

— А разве твоего отца не могут разлучить со мною? Разве не могут дать ему другое назначение и прислать сюда нового тюремщика?

— Новое назначение? Моему отцу? — со страхом спросила девушка. — Но как же это может быть?

— По приказу императрицы, — ответил Иоанн Антонович.

— Но ведь императрица добра, она помазанница Божия, как может она сделать что-либо злое?

— Ты права, императрица добра, это говорит и отец Филарет, — сказал Иоанн Антонович. — Императорская власть действительно заступает на земле власть Бога, чтобы награждать добродетель и наказывать порок, но даже Сам Бог попускает иногда злу брать верх над добром, чтобы наказывать людей. Ответь же мне, Надежда: если Бог захочет испытать нас и разлучит меня с тобою, останешься ли ты мне верна, будешь ли помнить обо мне и молить Бога, разлучившего нас, чтобы Он снова соединил нас?

Девушка на него долго-долго посмотрела и ответила наконец с оттенком особой нежности:

— Я не могу представить себе жизнь без тебя и не знаю, как я могу жить без тебя; если мы когда-нибудь будем разлучены, то у меня не будет никакой другой мысли, как только снова свидеться с тобою. Я только об одном и буду молить Бога, чтобы Он снова соединил нас с тобою, и, уверена, Бог услышит мою мольбу.

Радость, огромная, вспыхнула в глазах у Иоанна Антоновича, он порывисто притянул к себе девушку и покрыл её поцелуями. Надежда, затрепетав, постаралась освободиться от него и отошла в сторону. В её стыдливом румянце и пугливых, недоумевающих взорах смутно проглядывала женщина.

— Благодарю тебя, Надежда, — воскликнул узник, весь сияя от счастья. — Твои слова возвращают мне покой и дадут мне возможность терпеливо снести разлуку с тобой, если только когда-нибудь наступит этот роковой час. Но ты, кажется, сердишься на меня? — спросил он, беря её за руку и стараясь снова привлечь к себе. — Ты смотришь на меня с упрёком?

— Ты такой бурный, — ответила она, и её щёки снова вспыхнули густым румянцем.

— Я больше не буду, — сказал Иоанн Антонович. — Раз ты никогда не забудешь меня, раз ты останешься мне верна, тогда всё хорошо, тогда я всё-таки счастлив и буду знать, что Бог всегда бодрствует над нами, если даже временно Он и разлучит нас.

Внезапно послышались шаги отца Филарета. Иоанн Антонович выпустил из объятий девушку, и та в одну минуту исчезла из комнаты.

С этого дня царственный юноша стал казаться вполне довольным своею судьбою и в то же время с полной готовностью подчинялся всем распоряжениям. Однако он как будто стал избегать оставаться наедине с девушкой, которая, в свою очередь, казалась всегда как бы чем-то смущённой в его обществе. Сама с собой наедине она старалась отгонять от себя мысль о возможности разлуки, но мысль эта стала истинным несчастьем для Надежды.

Отец Филарет дважды выезжал в соседний монастырь, ссылаясь на желание помолиться в его соборе.

При вторичном возвращении он привёз с собою в санях два кувшина можжевеловой настойки, которую, по его словам, великолепно приготовляли монахи. Он с набожным видом пронёс эти кувшины в свою комнату и обещал майору угостить его настойкой во время ужина. В течение некоторого времени он был в комнате узника, пока туда не пришёл майор Варягин и не позвал его ужинать. Уходя, он запер дверь в комнату Иоанна Антоновича на ключ и взял ключ с собою, чтобы быть спокойным за судьбу узника во время трапезы.

Надежда и Потёмкин, по обыкновению, сидели молча, погруженные каждый в свои думы.

Отец Филарет почти один вёл разговор... Если и в обычное-то время он как никто другой умел занять слушателей, то сегодня он, казалось, превзошёл самого себя, и какая-то почти лихорадочная, нервная весёлость озаряла его обыкновенно серьёзные черты. Он был неистощим в весёлых шутках и каждый раз умел находить подходящий случаю тост, так что в конце концов даже майор развеселился и начал рассказывать анекдоты из давно прошедших времён, когда он в качестве молодого офицера служил в Петербурге, в царствование Великого Петра и Екатерины.

Тогда отец Филарет, весело посматривая на расходившегося майора, произнёс:

— А теперь я хочу предложить ещё один тост; им, собственно, все всегда начинают, но я нарочно сохранил его к концу: предлагаю выпить за здоровье императрицы Елизаветы Петровны.

Майор точно на пружине подскочил, но встать на ноги и выпрямиться ему не вполне удалось, и он только сказал:

— Да сохранят её Господь Бог и все святые!

— Стой, — воскликнул отец Филарет, — для тоста за императрицу я принесу вам сейчас можжевеловую настойку моих монахов, у меня припасены для вас два кувшина, которые вы и должны осушить в честь государыни, я же удовольствуюсь тем, что посмотрю, какое превосходное действие произведёт на вас изобретение моих благочестивых братьев.

— А, это очень хорошо с вашей стороны, — воскликнул майор Варягин, — я уже думал, что мне никогда не придётся попробовать этого напитка, о котором вы столько раз рассказывали мне, но, оказывается, вы не забыли и обо мне.

— Давать приятнее, чем получать, — ответил отец Филарет. — Так, по крайней мере, учит нас Церковь, а для благочестивого сердца угощать таким напитком доброго приятеля гораздо приятнее, чем пить его самому.

Он вышел и через минуту возвратился обратно в комнату с двумя кувшинами. Осторожно откупорив, он наполнил стакан майора золотисто-жёлтой жидкостью, от которой по всей комнате распространился тонкий запах хвои. Затем он снова заткнул пробкой кувшин и налил себе и Потёмкину по стакану обыкновенной водки.

Майор в восхищении поднёс стакан к носу и вдыхал в себя аромат.

— За здоровье императрицы, — воскликнул он и, поднеся стакан ко рту, медленно и торжественно опорожнил его. — Ваши благочестивые братья, — сказал он, проглотив последнюю каплю, — понимают, как следует ублажать греховную плоть, не хуже, чем читать наставления о спасении души.

Надежда с некоторых пор стала вставать из-за стола сейчас же по окончании ужина и уходила к себе в комнату, откуда затем вместе с майором и остальными лицами отправлялась к узнику.