Грегор Самаров - При дворе императрицы Елизаветы Петровны

— Этого я не могу, — сказал он. — Клянусь тебе, что я никогда ничего не употреблю, кроме просьб, чтобы достичь твоей любви, но ни за что не откажусь от той драгоценности, которую обрёл. Будь уверена, что мы завтра вечером уже будем в открытом море. — Он опять поцеловал у неё руку и продолжал: — А теперь прощай, до завтра!

С лёгким поклоном он покинул комнату.

— О, Боже, — воскликнула Анна, оставшись одна и бросаясь снова в кресло, — защити и сохрани того, кто сегодня прислал мне свою весточку! Защити также и моё бедное сердце, чтобы оно не сбилось с правильного пути!

Ревентлов всё ещё продолжал шагать по улице, когда дверь дома открылась и оттуда вышел Шувалов.

Вся кровь бросилась ему в голову, и, выхватив шпагу, он ринулся крича:

— Ни с места, негодяй! Я отмщу тебе за преступление!

Шувалов остановился, но на его лице не отразилось ни тени страха.

— Посмотрим, — проговорил он, — так же ли хорошо владеешь шпагой, певец?

Он обнажил свою маленькую шпагу и скрестил её со шпагой Ревентлова. Но не успели они сделать несколько выпадов, как тёмные личности окружили сражавшихся и в один миг Ревентлов был обезоружен и повален на спину. В то же время один из людей подошёл к Шувалову и проговорил ему на ухо:

— Ваше высокопревосходительство, вы можете безопасно продолжать свой путь; мы арестуем нарушителя порядка.

Шувалов с высокомерным пренебрежением кивнул головой и пошёл своей дорогой.

Ревентлов принуждён был отказаться от сопротивления из-за превосходства сил и мечтал лишь об одном — возвратить себе как-нибудь свободу; но вдруг перед ним появился предводитель этих странные людей.

— Отпустите его! — бросил он повелительно. — Тут произошло недоразумение, так как господин принадлежит к штату её высочества великой княгини. — Говоривший отвёл Ревентлова в сторону и сказал: — Ступайте обратно во дворец, во второй раз уже не так легко будет освободить вас.

Хотя и удивлённый, Ревентлов не заставил повторять себе дважды предложение и поспешил домой, хотя злоба к Шувалову всё ещё кипела у него в душе, и он всё больше склонялся к тому, чтобы, не выжидая помощи княгини Гагариной, собственными силами спасти Анну.

Ни придворные празднества, ни политические интриги, ни бурно вспыхнувшая страсть к молодому Бекетову не могли настолько отвлечь императрицу, чтобы она пропустила день и не заглянула хотя бы на несколько минут в маленький особняк к юным князю и княжне Таракановым.

Чаще всего она навещала их в вечерние часы, словно избегая того времени, когда Ревентлов давал юному князю уроки фехтования. Если ей тем не менее случалось порой заехать туда поутру и застать там молодого голштинца, то она поспешно и холодно кивала ему головой и не удерживала его ни единым словом, когда он почтительно удалялся при её появлении.

Несмотря на обрушившееся на него горе, Ревентлов никогда не пропускал назначенных уроков. Мальчик нежно привязался к нему и каждый день с нетерпением ожидал прихода своего учителя фехтования.

Однажды, после тревожной, бессонной ночи, Ревентлов раньше обыкновенного появился в комнате Алексея Тараканова. Тот вскочил от своих книг, с радостным возгласом кинулся ему навстречу, но тотчас отпрянул в испуге, с искренним участием заглядывая в его мрачное, серое лицо.

— Что с вами, барон? — спросил мальчик. — Вы страдаете? Я заметил это с некоторых пор и огорчился, потому что люблю вас и желал бы видеть вас счастливым. Почему не расскажете вы о своём горе нашей всемилостивейшей матушке, государыне императрице? Она может сделать всё и, конечно, захочет помочь вам. Поговорите только с ней; я также попрошу её за вас; она ещё никогда не отказывала мне ни в одной просьбе.

— Ради этого я и пришёл к вам, — ответил Ревентлов, пожимая руку князя и ласково гладя его по голове, — я хочу обратиться за помощью к императрице... хочу попечалиться перед ней... Только мне кажется, — немного нерешительно продолжал барон, — что государыня не благоволит ко мне, что ей неприятно моё присутствие... Поэтому вы должны помочь мне, чтобы она согласилась выслушать меня. Когда её величество изволит прибыть, то доложите ей, что я прошу у неё аудиенции, чтобы ходатайствовать о её защите в одном деле, от которого зависит моя жизнь.

— О, не беспокойтесь, барон, — воскликнул князь Алексей, — ваше желание будет исполнено! Я попрошу императрицу. Государыня не откажется выслушать по моей просьбе моего дорогого учителя! Ведь ей стоит сказать только слово!

— На этот раз, пожалуй, понадобится более того, — мрачно возразил голштинец. — Но всё равно: у меня хотят отнять счастье моей жизни, обман и предательство окружают меня со всех сторон; будь что будет; и если бы даже мне самому пришлось погибнуть при этом, то пусть по крайней мере погибнут со мной и виновные.

Алексей Тараканов с весёлой торопливостью сбегал за рапирами, а затем, снова подходя к Ревентлову, сказал ласково:

— Поверьте мне, что государыня поможет вам в чём бы то ни было! Она, наверно, побывает у нас сегодня! Вот вам, берите! — продолжал он, подавая барону одну из небольших рапир изящной работы. — Сразимтесь со мною сегодня хорошенько и всерьёз. В последнее время ваши глаза словно в тумане, а рука потеряла твёрдость... Так не годится.

Ревентлов машинально взял оружие и встал в позицию против князя Алексея, но, прежде чем успели скреститься клинки, отворилась дверь и в комнату вошла императрица.

Князь опустил шпагу и бросился ей навстречу.

Заключив мальчика в объятия, Елизавета Петровна расцеловала его и сказала:

— Я приехала на одну минутку, взглянуть на тебя и Лизу. Где твоя сестра? Мне хочется поцеловать и благословить ваши милые головки, которым, к счастью, не предстоит со временем испытать тяжесть венца.

— А для меня корона не была бы в тягость! — подхватил князь Алексей. — Когда я сделаюсь взрослым, то легко смогу носить царский венец, как носил великий император Пётр, и защищать его от всех врагов, как делал он!

Императрица задумчиво смотрела в осиянное лицо мальчика; потом, почувствовав взгляд, обернулась в ту сторону, где стоял Ревентлов. Удивление и досада отразились на её лице; взгляд вопрошал, с какой стати молодой камергер остаётся тут и не уходит.

— Какое счастье, что ты приехала, моя всемилостивейшая матушка и могущественная императрица! — воскликнул князь Алексей. — Ведь я знаю, какую радость доставляет тебе утолять всякую печаль и помогать во всяком горе. Вот, — продолжал он, подходя к Ревентлову и взяв его за руку, — мой милый учитель, которого ты назначила мне и который учит меня владеть шпагой, чтобы со временем я мог разить врагов России, — он страдает... печалится... он просит, чтобы ты соизволила выслушать его, и боится, что ты лишила его своей благосклонности. Но я знаю, что ты поможешь ему и сделаешь его опять весёлым по-прежнему. — Юный князь тащил за руку к императрице Ревентлова, который несколько нерешительно следовал за ним. — Видите, барон, — воскликнул он, раскрасневшись от удовольствия, — государыня согласна выслушать вас и помочь вам.