Грегор Самаров - На пороге трона

Прассе откланялся, и через полчаса курьер мчался в Дрезден к графу Брюлю с шифрованным письмом.

— Майор Пассек ждёт ваших приказаний, ваше императорское величество, — доложил граф Шувалов.

— Пусть войдёт! — отдала распоряжение императрица.

Свежее, жизнерадостное лицо молодого офицера теперь было бледно и мрачно. Оно застыло в холодном спокойствии.

— Вы привезли мне сообщение о победе над фельдмаршалом Левальдтом, — ласково проговорила Елизавета Петровна. — Повысив вас в чине, я выразила вам только часть благодарности; теперь мне хочется доказать вам свою особенную благосклонность; я поручаю вам дело, требующее полного доверия, и надеюсь, что вы вполне оправдаете это доверие.

— Моя жизнь принадлежит вашему императорскому величеству! — ответил Пассек.

— Я решила, — продолжала императрица, — арестовать фельдмаршала Апраксина и предать его военному суду за его бездействие на поле брани и за то, что он умышленно привёл обратно армию, чтобы участвовать в государственной измене. У меня есть основание подозревать, что он, пользуясь своим влиянием на вверенных ему солдат, внушал им совершенно неправильные понятия об их обязанностях; он осмеливался идти наперекор моим приказаниям! Считаете ли вы для себя возможным арестовать фельдмаршала и привезти сюда? — спросила Елизавета Петровна.

— Для того чтобы исполнить желание вашего императорского величества, не существует ничего невозможного! — спокойно ответил Пассек. — Я сейчас же двинусь в путь, но прошу разъяснить мне, должен ли я доставить фельдмаршала Апраксина во что бы то ни стало, живым или мёртвым — безразлично?

— Да, если нельзя живым, то хотя мёртвым! — подтвердила императрица. — Но прежде всего отберите у него все бумаги и письма и лично передайте мне. Если вам нужен отряд верных солдат, то выберите их себе сами.

— Нет, ваше императорское величество, — ответил Пассек, — это возбудило бы подозрение и усложнило бы мою задачу. Если бы фельдмаршал осмелился сопротивляться, то пришлось бы тогда выставить целую армию и начать битву. Нет, это нужно сделать иначе. Я поеду один, так как в одиночестве надеюсь лучше выполнить приказание вашего императорского величества.

Он отдал честь и скрылся.

Через час на одной из улиц показался дорожный экипаж, запряжённый шестёркой сильных лошадей, которые принадлежали Пассеку. Помимо самого майора, сидевшего внутри экипажа, на козлах помещались два служителя, вооружённых с ног до головы.

Армия фельдмаршала Апраксина уже перешла границу, направляясь на северо-восток. Солдаты сильно устали от быстрой ходьбы по трудной дороге, которая с каждым днём становилась всё тяжелее вследствие неблагоприятного времени года. Возле маленького местечка Поневежа был наконец раскинут лагерь, где армия засела на продолжительный срок.

Не столько усталость солдат заставила фельдмаршала медлить, как неуверенность в том, что его ожидает в Петербурге. Вскоре после битвы при Егерсдорфе Апраксин получил от графа Бестужева известие о болезни императрицы и затем приказ об отступлении, подписанный великим князем. На основании этого фельдмаршал повёл ускоренным шагом свою армию обратно.

Во время отступления от графа Бестужева было получено известие, в котором сообщалось, что императрица выздоровела и снова приняла в свои руки управление всеми делами. Это известие причинило фельдмаршалу большое беспокойство. Ввиду того, что канцлер ограничился лишь официальным сообщением, не прибавив ничего лично от себя, Апраксин решил оставаться как можно дольше в Поневеже, пока не выяснится положение дел в Петербурге и Бестужев не пришлёт какого-нибудь частного письма с советом, как поступать дальше. Фельдмаршал устроил свою квартиру возле Поневежа, в местечке Ремигола; он выбрал самый большой и удобный дом, который обставил с обычной для себя роскошью. Избегая отвечать на предлагаемые ему вопросы, Апраксин всё с большим и большим нетерпением ожидал послания от канцлера.

Армия, расположившись лагерем в Поневеже, была очень довольна. Население встретило храбрых солдат, одержавших блестящую победу, с большим радушием и предоставляло в их распоряжение квартиры и всякую провизию.

Чтобы чем-нибудь объяснить своё непонятное в стратегическом отношении отступление, Апраксин постарался распустить между войсками не вполне определённый слух о том, что императрице понадобилось передвинуть армию в Россию и что отступление вызвано тайным приказом из Петербурга.

Солдаты, вообще не привыкшие много думать, были очень довольны возвращением; гордясь своей победой над Пруссией, они ожидали по возвращении в Петербург получить награду и с большой любовью говорили о фельдмаршале, который дал им возможность выйти победителями и избавлял их от необходимости вести войну в зимнее время.

Хотя генералы и офицеры удивлённо покачали головами, но никто не решался громко выражать своё недоумение; один граф Румянцев, не стесняясь, выказывал неудовольствие и утверждал, что это отступление совершенно уничтожило результат победы при Гросс-Егерсдорфе. Граф Румянцев был вторично назначен главнокомандующим арьергардом. На этот раз он не особенно протестовал против этого назначения, так как имел возможность при таких условиях оставаться в неприятельской стране. Он задерживал свою армию и очень медленно подвигался вперёд за главной квартирой. Он был уверен, что фельдмаршалу придётся вернуться назад к Кёнигсбергу и в таком случае арьергард был бы так далеко, что волей-неволей явилась бы необходимость сделать его авангардом.

Апраксин ничего не имел против того, чтобы Румянцев был как можно подальше; фельдмаршал хотел, чтобы всякое известие из Петербурга получалось непосредственно им. Вокруг всего лагеря были тесно расставлены караулы; глядя на них, можно было поду мать, что войско находится не в России, а в неприятельской области. Караульным был отдан приказ пропускать каждого беспрепятственно внутрь государства и задерживать всех, кто будет приближаться к месту расположения войск, а затем представлять задержанных самому фельдмаршалу, не вступая с ними предварительно ни в какие разговоры.

В самый разгар нетерпения Апраксина явился, наконец, офицер с письмом от канцлера. Дрожащими руками вскрыл фельдмаршал конверт. В нём заключался приказ императрицы сейчас же вернуться к Кёнигсбергу; тут же находилась и записка великой княгини, рекомендовавшей немедленно и точно исполнить приказ государыни. Тщетно искал Апраксин какой-нибудь заметки, по которой он мог бы ознакомиться с истинным положением вещей. Он робко и неуверенно расспрашивал офицера, не имеет ли тот поручения устно передать ему что-нибудь. Тот спокойно ответил, что ему приказано только передать письмо, а больше никаких поручений он не имеет. На вопрос фельдмаршала, как себя чувствует императрица, офицер ответил самым безразличным тоном, что государыня оправилась после долгой болезни, во всё время лишь один раз показалась при парадном въезде в Петербург, не выходит из своих покоев в Зимнем дворце и ещё не принимала там лиц двора.