Грегор Самаров - На пороге трона

Почти около этого же времени Мария вышла из дома и в мечтательном раздумье, по ей одной известной тропинке, направилась к тому месту, где она впервые открыла возлюбленному свою сладкую сердечную тайну и где она мечтала о нём и молила Небо защитить его. В испуге она отпрянула назад, когда, раздвинув ветви могучего дуба, увидела великую княгиню, в глубокой задумчивости сидевшую на дерновой скамье, облокотившись на ствол. Мария тихо и неслышно опустила ветви и, дрожа, смотрела на сидевшую с полузакрытыми глазами великую княгиню.

— Господи, великая княгиня!.. — уныло прошептала она. — Она вспомнила место, куда её некогда привёл случай. Укромное местечко больше уже не безопасно, и, когда он вернётся, мы не сможем уже больше встречаться здесь... — Но вслед за тем Мария рассмеялась, счастливая и довольная. — Когда он вернётся, — прошептала она, — нам не будут нужны никакие укромные местечки; он сказал — и я верю, что он сдержит своё слово... О, если бы он был здесь!

С мольбою она подняла свой взор к небу и хотела тихонько удалиться, как вдруг услышала поспешные шаги; в этот же момент великая княгиня с радостным криком поднялась навстречу графу Понятовскому, показавшемуся из леса. Быстрыми шагами он поспешил к ней, склонил пред ней колени и открыл объятия. Великая княгиня нагнулась к нему, и их губы слились в долгом поцелуе.

Мария, бледная как смерть, неподвижно стояла за дубом, в двух шагах от них, точно поражённая громом; затем она в ужасе повернулась и, точно преследуемая по пятам, стремительно бросилась домой, где запёрлась в своей комнате и, как подкошенная, опустилась пред кроватью на колени.

Шридман стоял на своём посту и, скрытый деревьями, спокойно дожидался, пока Екатерина Алексеевна под руку с графом не прошла мимо него.

— Значит, сегодня после обеда? — услыхал он вопрос Понятовского.

— Да, сегодня, — ответила великая княгиня.

Они тихо продолжали разговор, так что Шридман ничего не мог понять больше. Граф довёл великую княгиню до поворота дороги, затем поддержал её стремя, подсадил её на лошадь и долго смотрел ей вслед, пока она не исчезла за деревьями.

Когда граф после этого направился к лесному домику, Шридман осторожно вышел из-за засады.

— Ага, — сказал он, — они уже не довольствуются теперь свиданиями днём!.. Ну, хорошо, вечером я также буду там, причём попробую поближе пробраться к их укромному местечку, чтобы видеть и слышать, что они там делают. Я должен иметь доказательства, чтобы уничтожить их... Ведь дело идёт о моей голове.

Погруженный в глубокие размышления, он зашагал к лагерю.

После полудня графиня Воронцова поехала с великим князем в лесной домик.

Граф Понятовский вовсе не казался удивлённым, когда вместе с Петром Фёдоровичем увидел графиню Воронцову, бросившую на него торжествующий и насмешливый взгляд и с видом царицы ответившую на его поклон.

— Я приехал с моим добрым другом, Романовной, — сказал Пётр Фёдорович полуупрямо, полубоязливо, тем тоном, какой он принимал постоянно, когда не был уверен, как отнесутся к его своеобразным выходкам.

— Я буду очень счастлив доказать графине, — любезно и весело произнёс граф, — что друзья вашего императорского высочества — также и мои друзья; я отведу графиню на такое превосходное место, где она будет иметь возможность застрелить прекрасного оленя.

— Я ведь говорил, я ведь говорил, — радостно воскликнул великий князь, — что лучшего товарища и друга, чем граф Понятовский, нигде не найти; что же касается Романовны, — продолжал он, хлопая по плечу графа, — то вы можете быть совершенно спокойны, я доверил ей нашу тайну, и она молчалива, как могила; никто не спросит, кто такой этот лесничий, который сопровождал нас на охоту. Итак, вперёд!.. Вперёд, в тенистый, чудный лес, где я хоть на мгновенье могу вообразить себя в своём прекрасном герцогстве и ненадолго сбросить с себя все цепи. Оставайтесь, оставайтесь! — закричал он старому Викману и Бернгарду, спешившим из дома. — Не беспокойтесь! Я отправляюсь на охоту, и это — не ваше дело!.. Предоставьте по новому лесничему, который больше знает здесь толк, чем вы.

Вместо приветствия махнув им рукою, великий князь под руку с графинею Воронцовой быстрыми шагами направился вслед за графом Понятовским, который шёл впереди, указывая дорогу.

Услышав голоса, Мария тоже вышла на веранду и увидела троих охотников, скрывавшихся в тени деревьев. На великом князе, по ораниенбаумскому обыкновению, был надет голштинский мундир, а графиня Воронцова была в тёмно-зелёном охотничьем костюме, доходившем ей только до щиколоток, лёгкая фетровая шляпа кокетливо сидела на её голове, а высокие, изящные сапоги обтягивали маленькую ножку; в этом костюме, с раскрасневшимся, свежим личиком, с торжествующими, блестящими глазами она казалась гораздо красивее, чем обыкновенно. Как и у великого князя, у неё за плечами было небольшое охотничье ружьё, и когда они, предводительствуемые графом Понятовским, в изящном охотничьем костюме, смеясь и болтая, вступили на лесную дорогу, никто не мог бы предположить, какие важные нити связывали это небольшое, весёлое общество почти со всеми политическими кабинетами Европы.

— Красивая женщина! — проговорил старый Викман, смотря вслед уходившим. — Как гордо она выступает!.. Можно было бы предположить, что это — её императорское высочество сама великая княгиня.

— Говорят, что великий князь любит её больше, чем свою жену, — мрачно сказал Бернгард Вюрц, не замечая, что его кузина стоит позади него на балконе, — разве это — не грех, не соблазн? Не твоё ли это дело, дядя, пробудить совесть великого князя и указать ему на такое преступление против заповеди Божией?

— Много говорят такого, в чём нет ни капли правды, — проговорил старик, — а если бы это была и правда, то я всё же не мог бы ничего сделать. Хотя великий князь защищает нас и позволяет своим солдатам исповедовать лютеранство, но он не принадлежит к моей пастве; ведь он всё же должен был отказаться от веры, в которой был крещён, чтобы некогда сделаться императором этой страны и защитником чужой религии. Поэтому у меня нет никаких прав над его совестью, да, кроме того, — прибавил он, — в том свете, где он живёт, о многом думают иначе, чем мы в нашем простом кругу.

Мария побледнела.

— Какой ужасный свет! — болезненно пролепетала она. — И он также принадлежит к тому свету и меня хотел ввести в него.

Не замеченная ни отцом, ни Бернгардом, она неслышно вернулась в дом, прижимая руки к сердцу, между тем как её глаза наполнились слезами.

Великий князь был преисполнен радости и счастья. Он то громко ликовал, как ребёнок, вырвавшийся из школы, то так сильно сжимал руку графини, что та не могла подавить невольный крик боли, то снова громко хохотал от радости, что здесь, в лесу, со своими добрыми друзьями, он был далёк от всех соглядатаев и что его тётка, императрица, и граф Иван Иванович Шувалов были убеждены, что граф Понятовский был далеко от русской границы.