Алексей Черкасов - Сказания о людях тайги

Надо» пока молчать, с умом собраться и рассудить потом, что к чему. Тятеньке что — ни хозяйства, ни тяжести, знай читай всенощные молитвы. А у Фили забот невпроворот. К тому же — тополевый толк отринул же? Не сказал о том отцу — сам еще не определил себя, в какой он вере. А без веры разве можно? Еретиком будешь, как Тимоха-оборотень…

Тятенька будто догадался, о чем думал Филя.

— Сказывай, какой разговор завяжешь со еретиком, какой объявился под прозваньем комиссара?

— Дык… дык… на кой он мне, нечистый дух.

— Позовешь ли ты нечистого в свой дом?

— Оборони бог! Хоть Меланыо спросите, тятенька! Вечером наказал ей: как заявится оборотень, чтоб воплем изгнала его и чрез порог не пускала.

Старик воздел руки к иконам:

— Слышишь ли ты, господи? Прозрей очи мои, дай мне силу дымом извеять нечистого, какой отринул веру нашу, попрал стязю нашу и переметнулся, яко змий, во анчихристово войско! И пусть будет ему вечное проклятье! И пусть не зрит он детей, ни своих костей, ни крови своей. И пусть не будет земля ему землею, а камнем, и не возлежать ему на сем камне, не стоять, не ходить, а в геенну огненну ввергнутым быть. Аминь!

— Аминь! — громко сказал чужой человек.

— Аминь, — подвыл Филя со страху. Как-никак Тимоха-то хоть и оборотень, а зла большого не внес в дом…

Некоторое время лохматый старик молился молча, как и человек в борчатке, потом спросил у сына:

— Молился ли ты, не отринувший праведную веру тополевую, чтоб отец твой, духовник твой, возвернулся в дом сей и был хозяином?

Вот так ловушка! Не к тому ли тятенька и затеял всю эту всенощную молитву, чтоб лишить хозяйства Филимона Прокопьевича?

— Сказывай!

— Неможно то, — трудно вывернул Филя, подымаясь с колен: не перед образами же делить хозяйство… — Неможно то, тятенька. Как была промеж нас драка за то паскудство…

— Паскудство, гришь? — Отец поднялся, словно коршун с камня. — Драка, гришь? За ту драку, нетопырь, кишки с тебя выну и свиньям кину! Святой Ананий поможет в том, — ткнул в сторону человека в борчатке.

У Фили даже зарябило в глазах: в моленной святой Ананий! Шутка ли?! Не в рубище пустынника или окутанный в облако, каким его видели будто старухи, а в черной борчатке с перехватом у пояса, и голова черная; волосы на голове не длинные, как у святых на иконах. Но ведь сказано же — святой Ананий!

— Осподи помилуй! — перекрестился Филя.

— Не помилует господь, не помилует! — гремел родитель, попранный из собственного дома. — Нету милости еретику, какой веру отрыгнул, и мякиной брюхо набил себе, и возрадовался, яко собака, или того хуже, и ко анчихристу во хвостатое войско переметнулся! Не будет тебе спасения — геенна будет, геенна!

— Тятенька, тятенька… — пятился Филя, готовый кинуться вон из моленной. — Меланья — баба моя, а ты — родитель — экое паскудство учинил, экое! Не от бога то! Не от бога! Не веру я попрал, а паскудство. Срам-то экий!

— Срам, гришь? Паскудство?

Филя бежал бы, если б вдруг не раздался громкий голос святого Анания:

— Пусть будет мир в доме сем, господи! И пусть сын почитает отца, яко праведника господнего, и благодать будет, и радость будет. Аминь!

Филя таращился на его черный затылок, и ноги будто и в самом деле мякинными стали.

— На колени, паскудник! — рыкнул отец, и сам опустился на колени.

— Дык… дык… осподи! — бормотал Филя, размашисто крестясь и отвешивая поклоны.

Святой Ананий протянул руку к иконам:

— В горнице сей, господи, три тела, шесть рук, три головы, три души. Да будет прозренье на три души, на три головы, на три тела! Аминь!

Такую молитву Филимон Прокопьевич впервые слышал и разумел ее, принимая. Это совсем не то, что он заучил на старославянском от батюшки, не понимая ни слов ни смысла.

— Время настало смутное, тяжкое, — продолжал святой Ананий хрипловатым, простуженным голосом. — Разор и погибель будет, господи, если люди твоя не подымутся на анчихриста, какой сошел на землю со звездой во лбу. И голод, и холод, и мор будет. Был хлеб — не будет хлеба. Придут злодеи нечистого — возьмут хлеб, скотину и животину, бабу и дите попрут, потопчут и пир сатаны устроят.

— Истинно так! — подхватил Прокопий Веденеевич.

— Кто слаб в вере — погибнет, кто слаб духом — погибнет. И не станет на земле ни людей, ни птиц, ни жита.

— Помилуй нас, господи! — затянул старик.

— Да будет вам прозрение в моленной сей, и радость потом будет, и веселье, жито и скотина! Говорю вам, — пророчествовал святой Ананий, — сын познает отца, и поклон отдаст отцу, и отец станет праведником, и сын сыном праведника. И будет две радости на две души. Знайте! Сошел на землю зверь с семью головами и десятью у десять рогами. Пасть у него, как у льва, ноги у него, как у медведя, и дал ему дракон силу и престол свой и великую власть. И открыл зверь пасть для хулы на бога и живущих на небеси. Кто имеет ухо, да слышит…

Филя, понятно, имел ухо, хоть и туговатое, но все же ухо.

— Кто имеет ум, тот сочти число зверя: ибо это число человеческое. Число его — шестьсот шестьдесят шесть!

Филимон Прокопьевич знал Апокалипсис Иоанна и потому не очень испугался. Страшным зверем тятенька пугал Филю сызмальства и всех сирых и немощных духом, кто приходил на моленья.

— И скажу вам, — продолжал святой Ананий, — будет День, и ночь будет. И станут два праведника, две души осиянные, и зрить будут, как зверь, какой сошел на землю, будет кинут в смрадное озеро, в кипящую серу горючу. И

дым пойдет от озера. И скажу вам: спасенье ваше во крепости тополевой, яко праведной, какую вынесли отцы наши, деды наши из земли Поморской.

Филя напрягся, как мерин, вытягивающий тяжелый воз на крутую гору. Сказано-то кем — святым Ананием! Тополевый толк — праведный, богоугодный, а он не раз усомнился в том. «Осподи, помилуй мя, грешного!»

— И сказано пророками, — вещал святой Ананий, — живущие во тополевом толке угодны господу богу, и радость им от века! Жена, какая входит в дом, в жены к сыну хозяина дома, пусть станет женою два раза: духовнику, какой веру правит и молитву спасителю возносит, и сыну, который веру блюдет и на поклон людей в дом отца своего ведет. И родит жена в доме сем праведника, и станет имя праведника Диомид, что означает: воссиянный пред престолом творца нашего!

— Воссиянный! Воссиянный! — радостно затянул Прокопий Веденеевич. — Молись, молись, нетопырь. Слово господне слышишь!

Филя-нетопырь молился, но с некоторой оглядкой…

Было нечто таинственное и страшное в этой полуночной тайной вечере в моленной горнице.

Трепетно мерцали свечи, оплывая сосульками; угрюмо и неподвижно взирали на молящихся лики святых угодников с древних икон; за стенами дома трещал мороз, а они, трое, молились, молились, и святой Ананий рек слово господне.