Алексей Черкасов - Сказания о людях тайги

— И потому революцию в Мексике раздавила буржуазия, — отпарировал Тимофей Прокопьевич.

— Уж лучше пусть будет буржуазное правительство и относительная свобода, господин Боровиков, чем единовластие и диктатура большевиков с ВЧК! Впрочем, мне теперь все равно… — Бросив недокуренную папиросу и не попрощавшись, Арзур Палло направился к кошеве, на пялах которой были уложены вместительные корзины и тюки.

Ненависть захлестнула горло Тимофею. Разрядить бы маузер в этих сволочей, которым там и родина, где хорошо.

— Пусть катятся колбаской, господа образованные! — поддакнула Дуня. — Подумаешь! Монтевидео!

На подъезде к городу Тимофей спросил Дуню: куда она думает устроиться на работу? Но Дуня уже успела забыть про работу: при ней же баульчик с золотом покойной Дарьюшки! И слитки, слитки!

— Мне бы сперва в гостиницу устроиться, Тимофей Прокопьевич, — уклончиво ответила она.

Тимофей помог ей занять отдельный номер в гостинице «Метрополь».

В реестре Красноярского Государственного банка появилась запись:

«Принято от гражданки Евдокии Елизаровны Юсковой, дочери Е. Е. Юскова, золотопромышленника и сопайщика акционерного общества пароходства и торговли, сопайщика приисков и рудников Ухоздвигов и К°, на текущий счет компании два нестандартных слитка золота с печаткою «ЕЕЮ». В одном вес 39 фун. 5 золотников и 2 доли, в другом — 40 фун. 3 зол. и 7 долей. Общий вес 79 фунтов 8 золотников и 9 долей. Казначей Румянцев».

Папашино золото Евдокия Елизаровна сдала в присутствии чрезвычайного комиссара Боровикова, но записано-то было на счет компании! А разве она не наследница Е. Е. Юскова?..

У Дуни за плечами будто золотые крылья выросли — она же миллионщица!..

После сдачи золота Дуня распрощалась с Тимофеем.

Разошлись, как будто и не ехали вместе — случайные попутчики…

Дуня шла деревянным тротуаром по Большой улице, разглядывая знакомый до мельчайших подробностей Красноярск, как вдруг остановил ее человек в поношенном пальто, узколицый, ничем не примечательный.

Приподняв шапку над головой, незнакомец учтиво сказал:

— Прошу прощения, мадемуазель. Не сочтите за дерзость…

У Дуни хищно сузились ноздри — кто-то из ее бывших клиентов! Еще чего не хватало в такой день, когда за ее плечами только что начали отрастать золотые крылышки.

— Вы меня не узнаете?

Дуня зло фыркнула:

— Представьте, мил-сдарь, не узнаю. И не имела чести знать!

Незнакомец посутулился, но робко дополнил:

— А я вас готовил, простите, в подготовительный класс гимназии. Поручик Гавриил Иннокентьевич Ухоздвигов, сын покойного Иннокентия Евменыча, сокомпанейца вашего папаши. Горный инженер и, к великому сожалению, никому теперь не нужный, — представился Ухоздвигов.

Дуня моментально сообразила: этот человек — горный инженер. Значит, он нужен ей, как хлеб насущный!

— Простите, пожалуйста, Гавриил Иннокентьевич, — извинилась. — Я очень рада встрече!

— Неужели?

— Конечно рада! Хочу спросить: прииски и рудники не национализированы?

— Ни в коем случае! — взбодрился горный инженер. — Местные власти учинили некоторый произвол, и добыча золота скатилась к нулю. Но получен строжайший нагоняй Совнаркома. Советам нужно золото, золото! А его можно взять при действующих приисках и рудниках. А действовать они могут только при умелом руководстве! Иначе золото останется в недрах. Драги бездействуют, гидравлика парализована. Рудничные комитеты разогнали мастеров и техников, бойкотируя бывших владельцев, и полностью парализовали добычу золота. Вернее, приток золота в Государственный банк! Я именно этим вопросом занимаюсь при специальной комиссии губернского Совета у товарища Дубровинского. Ну, а поскольку я в некотором роде наследник погибшего папаши, меня назначили главным администратором компании. Послан от губернского Совета вызов вашему отцу — без него нельзя начать работы. Он же сокомпанеец. Главный!

У Дуни сердце екнуло от такой новости. Надо же! А в глазах — бесики, бесики. Выпалила, как из ружья:

— Нету главного, в могиле черти жрут! И третьего сокомпанейца Кондратия Урвана уже, наверно, доедают.

— Н-не п-понимаю, — запнулся ошарашенный Ухоздвигов.

— Чего тут не понять? Папашу шлепнули, как бандита, а того Урвана… еще двумя пулями прошили, как он того заслужил!

— Это все меняет! Решительно все меняет! — пробормотал поручик.

— Что меняет! — вцепилась Дуня. — Я наследница капиталов папаши и Урвана.

У инженера рот распахнулся от столь ошеломляющей вести: перед ним наследница капиталов Елизара Елизаровича — «жми-дави Юскова» и Урвана.

— Прошу прощения…

— Какое «прощение»! Спасибо за радостное известие! — У Дуни, казалось, крылья подросли на три аршина каждый. — Вот уж не чаяла, боженька! Аж в зобу дыханье сперло!

Горный инженер только хлопал глазами.

— Вы где остановились?

— В частной гостинице, на Узенькой.

— К лешему Узенькую! — разошлась Дуня. — Переходите ко мне в номер «Метрополя» — не раздеремся, может. Мы же, получается, сокомпанейцы!

— Но я… видите ли… вы же помните… незаконнорожденный.

— Вот еще мне! Есть о чем печалиться! — выпалила Дуня. — Возьмите меня под руку, кавалер, проводите к гостинице. — И, чтоб враз разрешить все существенные вопросы, спросила: — Вы женаты?

— Н-не успел. Я же взят был… вернее, добровольцем ушел на фронт после университета. Взыграл дурацкий патриотизм.

— С дуростью пора кончать. А братья ваши где?

— Старший, Иннокентий Иннокентьевич, полковник, арестован в Омске, сидит в тюрьме за участие в мятеже атамана Анненкова. Сотник Андрей Иннокентьевич сейчас неизвестно, где скрывается.

— А этот, которого я встречала в Гатчине…

— Вы о ком, собственно?

— О вашем третьем брате, о ком же! Законном.

— Что-то я… извините… не совсем понимаю, Евдокия Елизаровна, простите.

— Вот еще! Брат своих братьев не помнит. А Кирилл Иннокентьевич Ухоздвигов?

— Ах, вот вы о ком! — промямлил поручик Ухоздвигов. — Тут, извините, что-то темное. Сейчас он сидит здесь в тюрьме — нелегально приезжал к красноярскому подпольному союзу, и на тайном совещании арестован с офицерами. Я его лично не встречал. Слышал от отца, что он родился от первого брака. Но Кириллу в четырехлетнем возрасте усыновил какой-то барон фон Таубе, женатый на сестре его умершей матери. Кажется, этот немец имел завод в Златоусте. Ну, вскоре они уехали в Берлин, и на том связь оборвалась. Старший брат бывал в этом семействе, рассказывал, что Кирилл закончил какую-то академию, работал во Франции, а потом вернулся в Россию, был в Белой Елани. Но отец его выгнал и в завещании особо оговорил, что он лишает его прав наследства.