Алексей Черкасов - Сказания о людях тайги

— Как вам это нравится, господа? — усмехнулся Ухоздвигов.

— Прекратите, капитан! — рявкнул Дальчевский; ему вообще было не до шуток. Слыхано ли: за неподчинение поручику — полковнику выговор! Отойти на исходные позиции в подчинение какого-то дрянного поручика! Это же издевательство над полковником. Он, Мстислав Леопольдович, не прапорщик, и не поручик, в конце концов! — Подобных издевательств не позволяли себе комиссары Смольного!

— Смольный! — подхватил капитан Ухоздвигов. — До бога далеко, Мстислав Леопольдович, а до Смольного еще дальше! Не забывайте: большевики делали свою революцию без помощи чехословацкого корпуса или каких-либо иностранных вооруженных сил. Вы, полковник, помогали большевикам со своим полком. И прошу не кричать на меня!

Ляпунов вздохнул: «Приказ Гайды придется выполнить, иначе мы вызовем огонь на себя не только со стороны Сибирского правительства, но и ЧСНС. А это вовсе не шутка».

— Плевать мне на ЧСНС! — ярился Дальчевский, оскорбленный от макушки до подошв сапог. — Ко всем свиньям Гайду с поручиком Дымкой. Можете отослать эшелон с любым офицером, но я не слуга поручику Дымке. Увольте, господа.

Полковники струхнули: если Дальчевский не выполнит приказа Гайды, возникнет большой конфликт, и кто знает, как его удастся уладить. Министр Прутов обещал Мстиславу Леопольдовичу воздействовать на Гайду, а губернские правители немедленно отзовут полковника, чтобы он возглавил отряд погони за совдеповцами.

— Банки очищены! И мы сидим без денег, — напомнил Прутов.

Дальчевский перекипел: он согласен принять на себя командование отрядом погони. Не сожрут же совдеповцы золото по дороге? Да он из них вытряхнет все до копеечки!..

Капитан заметил, как внимательно слушал разговор телефонист…

— Как ваша фамилия, голубчик? Трошин? Хорошо. Должен сказать вам, как и господину Скворцову: если хоть одно слово из наших разговоров станет кому-либо известно в городе, мы вам обещаем: за разглашение военной тайны — военно-полевой суд. Все записи и ленты — мне!..

Телеграфист Трошин, вытаращив глаза, молча отдал телеграфные ленты и записанные телеграммы офицеру. Начальнику станции объявили: пусть сейчас же подберет заместителя, а сам на десять суток под домашний арест.

Согласовав важные вопросы за пределами комнаты телеграфиста, полковники вернулись в ресторан, и Ляпунов объявил: торжественный ужин считает законченным. Он благодарит за угощение почетных граждан города. Всем присутствующим офицерам приказывает остаться на вокзале, а дамам — отбыть.

Капитан созвал всех офицеров своего отдела со штабс-капитаном князем Хвостовым во главе и приказал приступить к фильтрации военнопленных. К прибытию эшелонов Гайды сортировка должна быть закончена; часть военнопленных нужно отобрать в первый красноярский стрелковый полк.

Солдаты и казаки Дальчевского оцепили вокзал и станцию, и военнопленных выпустили из вагонов. Шеренгою потянулись они с перрона через привокзальную площадь в город и все в один голос кричали:

— Воды! Воды! Воды!

У конвоя был один ответ:

— Тюрьма всех напоит и накормит! Шагом арш, краснозадые! И без разговоров! Отступающих пристрелим!

Тюрьма в эту ночь приняла в свою утробу тысячу семьсот семьдесят заключенных…

Поздним вечером хорунжий Лебедь отыскал дом Ковригиных на берегу Качи, сразу за мостом — двухэтажный, с просторною верандою, тесовые ворота, высокий заплот из плах. На стук в окованные ворота утробным лаем отозвались собаки, и выглянул в прорезь калитки хозяин:

— Кто такие?

— Это дом Ковригиных?

— Ковригиных. А што вам?

Хозяин не опознал Ноя: на пристани был мужик без коня, в шароварах и бахилах, а тут — казак при шашке!

— Багаж мой сюда отвезли. Я — Лебедь.

— Ах, господи! Ждем вас. Милости прошу.

Хозяин открыл ворота, и Ной провел на поводу жеребца. Ковригин с некоторым страхом поглядывал на Ноя, его шашку и коня — грива-то, грива чуть не в два аршина! А тут, дома, сын Ковригина успел заглянуть в сверток — шашка, отделанная золотом, карабин и револьвер еще! Оторопь всех взяла — вот он каков красный хорунжий! И что еще испугало: в куле — офицерские сапоги со шпорами, новый китель с орденами, брюки; прибыл при полной экипировке, значит, не красный, а настоящий беляк!

Ковригин протянул руку погладить жеребца по храпу, но жеребец — хвать его за рукав пиджака да в сторону — с ног сбил.

— Экий дикарь, господи! Где вы такого купили? — бормотал Ковригин, отряхиваясь.

Ной привязал Вельзевула к столбу ограды, погрозил ему кулаком: «Стой, дьявол. Смотри у меня».

— А мы вас потеряли. Ушли и нету. Куда девался человек — неизвестно.

— Угу, — кивнул Ной, трудно обдумывая: как и что он должен сказать Ковригину? Со второго этажа по лестнице от веранды спустились дочери — Ной узнал их.

Впереди шла светлоголовая Анна Дмитриевна в той же жакеточке, в которой была на пристани, только коса через плечо, как у старшей сестры. Еще на лестнице остановилась, увидев Ноя, оглянулась на старшую сестру, медленно сошла вниз, настороженно уставившись на хорунжего. Сказала:

— Добрый вечер, — а глазами так и режет под каблуки. — Вы уже в военной форме? — спросила, как бы кинув камнем: вот ты каков, красный хорунжий! Белогвардейская шкура.

Ной сдержанно спросил:

— Не уплыли, значит? Ну и слава богу.

— По-очему? Мы должны были уплыть. Но… — И больше ничего не сказала.

Чтобы расположить к себе насторожившихся сестер Ковригиных, Ной выложил о бандите пророке Моисее, которого пустили в расход; об укрощении Вельзевула, про случай у тюрьмы и как отблагодарили его господа полковники. Рассказал о капитане Кирилле Ухоздвигове.

— Так. Так, — сухо сказал Ковригин, оглядываясь на своих. — Значит, командиром будете особого эскадрона? При контрразведке?

— При гарнизоне, — поправил Ной. — Ну, да про то говорить покуда нече. Середина лета — конь у меня имеется. Может, махну в Урянхай за Саяны.

— А служба-то как? — допытывался Ковригин.

— Смотря какая служба будет, Дмитрий Власович. На карательную я не пойду, на фронт могут не послать. А у фронта завсегда две стороны.

Ной заметил: сестры о чем-то пошептались, и Анна Дмитриевна сказала отцу:

— Папа, пригласи в дом господина хорунжего.

— Благодарствую на приглашении. Но мне надо еще съездить в Николаевскую слободу, узнать: остался ли комендант с «России», Павел Лаврентьевич Яснов. При случае у него жить буду. И к тому же, если Иван вернется — в депо устрою его, к Павлу Лаврентьевичу.

— Разве вы не думаете жить в доме Юсковой? — поинтересовалась Анна Дмитриевна настороженно, с холодком.

— Про то завтрашний день скажет. Я ведь и сам не знаю, какой разговор будет у меня с господами Дальчевским и Новокрещиновым.