Дмитрий Гусаров - Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

— Дядя Николай? — удивленно отступил в сторону Анохин.

— Ты, Петр? — спросил тот, но не остановился, лишь торопливо проговорил: — Буду ждать тебя у церкви… Приходи сразу…

За полчаса, что провели они в глухом углу церковного садика, Григорьев успел рассказать, что он тайком на один день приехал в Петрозаводск за старшей дочерью, что сегодня же уезжает с пароходом, что все петрозаводские ссыльные на Вологодчине живы и здоровы, кроме Василия Егорова, который нынче весной утонул в реке, что на похороны собралось много ссыльных и произносились революционные речи. Жить в Кадникове трудно — работы нет, и почта приходит с огромным запозданием. Лишь совсем недавно с оказией удалось получить первую маленькую посылку с марксистской литературой.

— У нас и того нет, — пожаловался Петр. — Живем себе тише воды, ниже травы…

Дядя Николай в Петрозаводске успел повидаться кое с кем из товарищей по заводу, договорился, что поможет им через питерских ссыльных наладить связь с Петербургом, но дело это теперь нелегкое. Жандармы установили такую слежку и так обнахалились, что лезут в чемоданы чуть ли не к каждому подозрительному пассажиру.

— И все же одна цепочка у нас пока уцелела, — улыбнулся Григорьев, неловко протирая очки.

— Машинист с «Апостола»? — догадался Петр.

— Ты–то откуда знаешь?.. A–а, помню, помню… Я же сам однажды посылал тебя к нему. Эту ниточку надо беречь, учти, дружок… Начинать опять придется с малого, с установки связей…

— С нуля начинать придется! — поправил Петр.

— Почему с нуля? — не согласился дядя Николай. — Нуль это, стало быть, когда совсем ничего… А у нас разве не уцелело главное — люди, готовые бороться до конца? Мы временно отступили, но мы не побеждены. Рано они, стало быть, празднуют… Пройдет год, два, пять лет. И, стало быть, снова заполыхает повсюду наше дело. Ты, дружок, стало быть, не суди по Петрозаводску… Особо сильной наша организация никогда не была, да и опыта не имела, потому так легко и удалось жандармам нас разгромить. А Петербург, Москва, Иваново–Вознесенск? Даже в ссылке, — послушаешь, стало быть, других товарищей, что у них делалось, душа радуется! А ты говоришь — с нуля? Даже в Петрозаводске, дружок, и то сделано было немалое. Однажды Ашкенази правильно, стало быть, сказал: «Раб, вкусивший прелесть свободы, уже не раб, а борец»!

Таким дядю Николая Петр никогда не видел. Спокойный, уравновешенный Григорьев не любил и не умел много говорить. А если и брал слово на сходках, то выступал коротко, даже сбивчиво и вроде бы без всякого воодушевления. Сегодня его словно прорвало. То ли сказалось огромное нервное напряжение, пережитое в тюрьме и ссылке, то ли он очень спешил и хотел выговориться, но он не скупился не только на слова, а на жесты: снимал очки и потрясал ими перед самым носом Петра. Очки он надел для маскировки — это ясно: у тридцатилетнего токаря было отличное зрение.

— Дядя Николай! Егор Попов недавно сказал мне, что согласно теории период реакции сменится новым подъемом революции.

— Он, стало быть, правильно тебе сказал.

— Я не спорю. Мне другое интересно. Этот самый подъем наступит обязательно?

— Да. Таков уж, дружок, стало быть, закон истории.

— Даже если мы ничего не будем делать?

— Кто это мы?

— Ну, мы… Ты, я, Егор Попов, все другие…

— A–а, вот ты о чем?! — улыбнулся Григорьев. — Я сам, дружок, когда «Коммунистический манифест» читал да потом Яблонского слушал, часто, стало быть, об этом задумывался. Конечно, революция, дружок, это такая вещь, что она может обойтись, стало быть, и без нас с тобой. Рано ли, поздно ли, но придет она, стало быть, обязательно. Объективная, стало быть, закономерность. Не мы с тобой, так другие… А вот с руки ли нам с тобой, дружок, без революции обходиться? Да еще, если в наших силах ускорить ее приход! Не знаю, как ты, а лично я ждать не согласен… Я буду все силы отдавать, чтоб только, стало быть, ускорить ее приход. Вот так–то, дружок!

— Я тоже, — тихо подтвердил Анохин.

— Рад за тебя, Петр… Ну, мне пора!

На том и расстались. Григорьев в последний раз тщательно протер очки, водрузил их, заставил Петра повторить свой вологодский адрес и ушел к родственникам на Большую Голиковскую.

Петр долго смотрел ему вслед, все еще ощущая его крепкое прощальное пожатие.

Первым, кого увидел Петр, выйдя на Вытегорскую улицу, был жандармский сыщик Иванов, который кокетливо беседовал с какой–то немолодой девицей под ярким матерчатым зонтиком. Он приветливо поздоровался с Анохиным, хотя раньше никогда не делал подобного, и это насторожило Петра: «Неужто выследил дядю Николая?»

Петр с трудом дождался вечера, когда отправлялся пароход на Вытегру.

Пригласив соседа и друга Ваню Стафеева погулять, он пришел на пристань чуть ли не за час до отправления, когда и посадка еще не была объявлена.

Вскоре на пристани появился Иванов. Он лениво прошелся вдоль дебаркадера, внимательно и как бы нехотя оглядывая не столько самих пассажиров, сколько их багаж, и удалился.

Дяди Николая не было, и с каждой минутой Петр все больше убеждал себя, что этот подлец–сыщик, конечно же, не зря был на Вытегорской, что Григорьев уже, наверное, арестован.

Вот и последний гудок. Зашлепали по воде тяжелые плицы. Пароход начал отваливать, и в эту минуту в открытом иллюминаторе, где–то у самой кромки воды, Петр заметил лицо с очками, бородой и лихо закрученными кверху усами.

От радости он так хлопнул по спине Ванюшку, что чуть не столкнул того в воду. Потом принялся неистово махать уходящему пароходу.

Радость была недолгой.

Левее, в нескольких шагах от них, стоял и внимательно смотрел на уходящий пароход жандармский сыщик Иванов и, как показалось Петру, едва заметно и загадочно усмехался.

С допроса в жандармском управлении Екатерина Егоровна Анохина вернулась под утро, когда холодный августовский рассвет уже проникал в горницу, скупо выделяя в полутьме всю безмолвно ждавшую ее семью. Потрясенная горем, она вошла тихо, словно бы в полусне, машинально притворила дверь, оглядела по очереди всех: младшего сына, дочь, троих братьев покойного мужа, и вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками и притулившись плечом к косяку.