Дмитрий Гусаров - Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

— Мы против! — возразил Парфенов. — Тихомиров является членом партии левых социалистов–революционеров и даст одностороннее толкование фактов. Его мы можем заслушать по приезде из Москвы представителя партии большевиков, комиссара юстиции Копнина, который участвовал в работе V съезда. А сейчас мы требуем ответа на поставленный нами вопрос!

Слова неожиданно попросил член губисполкома от Петрозаводского уезда левый эсер Попов, тихий, покладистый мужик, всегда молча сидевший на всех заседаниях. Запинаясь и краснея, он не без труда прочел, резолюцию, вносимую якобы от имени крестьянской секции:

— «Крестьянская секция губисполкома… Не считаясь ни с какими… партийными раздорами… убийством графа… Мирбаха и беспорядками в Москва постановила… Всем членам исполкома оставаться на своих местах… работать так, как и раньше… для блага трудового народа и поддержки Советской власти».

Крестьянская секция губисполкома была межпартийной, и большевики, входившие в нее, ничего не знали о вносимой резолюции. Федор Капустин, делегат от Каргопольского уезда, сразу же заявил:

— Это ложь. Крестьянская секция не уполномочивала товарища Попова вносить резолюцию… Скажи, товарищ Попов, где и когда собиралась она и почему нас не позвали?

Попов растерянно молчал, поглядывая на Балашова, который в свою очередь бросил укоряющий взгляд на Садикова и даже не решился поставить липовую резолюцию на обсуждение.

С минуту длилась неловкая пауза, пока председательствующий собрался с духом и объявил:

— От имени фракции социалистов–революционеров–интернационалистов слово имеет товарищ Садиков.

На этот раз Садиков не стал импровизировать. Он демонстративно достал из кармана бумажку и принялся читать — медленно, четко, выделяя каждое слово:

— «Фракция левых социалистов–революционеров в ответ на вопрос фракции большевиков — признает ли партия левых социалистов–революционеров постановления V Всероссийского съезда, заявляет, что никогда ни фракция левых социалистов–революционеров, ни партия не вносили дезорганизации в ряды рабочих и крестьян, и всегда подчинялись воле верховного органа — решениям Всероссийского съезда Советов, и теперь так же будет подчиняться всем полномочным решениям V съезда, вынесенным всеми правомочными представителями крестьян и рабочих, а не одной только фракцией. Вместе с тем фракция протестует против приемов фракции большевиков в высшем органе Олонецкой губернии, выразившихся в оглашении только части принятой резолюции и замалчивании уже готового решения…»

Садиков все же не выдержал, оторвался от бумаги и, с нескрываемой злобой глядя в глаза Анохину, произнес:

— Мы ведь знаем, что у вас в кармане лежит решение насильственно захватить власть в губернии… Вы все–таки хотите погубить нашу революцию!

— У вас все? — спросил Анохин.

— Нет, не все… «В связи со всем сказанным фракция предлагает потребовать от имени Олонецкого ГИКа у Всероссийского ЦИКа оглашения в печати всех работ мандатной комиссии V Всероссийского съезда, не исключая и возражений ее членов, ныне арестованных в Москве, но избранных и уполномоченных тем же съездом, для полного выяснения перед всеми крестьянами и рабочими истинного представительства на съезде».

Садиков положил перед секретарем текст оглашенной декларации и сел.

— Просим сделать пятиминутный перерыв! — предложил Анохин, поднимаясь.

Как только большевики собрались в помещении своей фракции, Анохин сказал:

— Ну что ж, товарищи… Все ясно и надо кончать. Давайте решим, кому мы поручим огласить нашу резолюцию.

— Может, тебе, Петр Федорович, — предложил Дубровский.

— Могу, конечно, и я. Но лучше бы, мне думается, кому–то другому.

— Тогда Парфенову. Ему это не впервые, — засмеялся Дубровский. — Меньшевиков изгонял, пусть и левых эсеров туда же. Дело почетное.

— Я смотрю, Арсений Васильевич, ты меня в какого–то вышибалу превратить хочешь, — улыбнулся Парфенов.,

— Голос у тебя архиерейский… Уж больно мне он нравится!

В гробовой тишине вошли большевики в зал и расселись по своим местам. Выждав секунду–другую, Парфенов встал и попросил слова.

— «Франция коммунистов, — спокойно начал он густым басом, — ясно учитывая всю пагубность и недопустимость действий левых социалистов–революционеров по отношению к нашей Советской республике и революции в вопросах внешней и внутренней политики на заседании Олонецкого ГИКа 16 июля 1918 года, вынесла следующую резолюцию…»

Валентин Михайлович сделал паузу, и в это время часы в углу зашипели и пробили длинно–тягучих ударов. Была уже полночь, но навряд ли кто–либо из присутствующих, кроме секретаря Смелкова, посмотревшего на часы, отметил это. Все сидели в неподвижно замерших позах. Даже кривая усмешки на лице Садикова казалась застывшей и ничего не выражающей.

— «Ввиду того, — вновь раздался голос Парфенова, — что фракция левых социалистов–революционеров считает постановление V Всероссийского съезда Советов не решением всего съезда, а решением только фракции коммунистов–большевиков и уклоняется от прямого ответа на вопрос — будет ли она при работах исполкома руководствоваться и проводить в жизнь постановление V Всероссийского съезда, фракция Коммунистической партии ГИКа от имени Окружного комитета партии коммунистов, Военного Комиссариата и Петрозаводского Военно–Революционного Комитета объявляет, что все члены фракции левых социалистов–революционеров, одобряющие политику своего ЦК, должны немедленно покинуть места в ГИКе, который объявляется с настоящего момента Олонецким Губернским Революционным Исполнительным комитетом, к каковому и переходит вся власть в пределах губернии».

Закончив чтение, Парфонов надвое сложил листок и тихо сказал:

— Мы требуем немедленно поставить эту резолюцию на голосование.

Некто не шелохнулся. Эсеры, конечно, ждали такого исхода, даже, наверное, готовили себя к нему, но теперь, когда то случилось, ни один из них не смог в первую минуту преодолеть своей растерянности. Особенно — Балашов.

Склонившись к столу и сдавив ладонями виски, он загнанным, напряженным взглядом смотрел на дверь, как бы ожидая, что она вот–вот отворится и в кабинет беглым шагом войдут вооруженные красноармейцы. Невольно подчиняясь этому ожиданию председателя, к двери один за другим устремили взгляды и все остальные левые эсеры. Так длилось три, пять, десять секунд…

Наконец Балашов выпрямился, шумно перевел дыхание,

— Голосование излишне, — тихо, как бы советуясь, произнес он. — Голосовать такие вещи, мне кажется, не имеет смысла.

— Нет, имеет! — опомнился теперь и Садиков. — Голосовать обязательно нужно. Если не для нас, то для истории. А перед этим наша фракция требует объявить пятиминутный перерыв.