Борис Агуренко - Схватка [Повесть о ростовских подпольщиках]

— Ждут заводского гудка.

То же самое и в паровозном. Нужен гудок! Кто его даст?

В это время прибегает паренек, тянет Ковригина за рукав:

— Дядя Дмитро, до вас на будку пришли.

— Кто там еще? Наши? — Ковригин насторожен, вдруг провокация.

— Та наши! С депа…

Посланец депо сообщает, что у них, в Юго-Восточном, тоже не стали работать, но сказывается деятельность меньшевиков: как бы чего не вышло! Ждут гудка!

Группой пошли в кочегарку электростанции. Кочегар Галякин дать гудок отказывается:

— Ну вас к черту! Голова дороже ваших балачек! Вы-то уговорите — и в кусты, хвоста не сыщешь. Прикажет начальник или комитет — буду гудеть за милую душу.

Попробовали уговорить:

— Ты же рабочий! Почему идешь против всех?

— Против? А вы — за? Если бы я не был на смене, я бы, может, тоже горланил. А в тюрьму не хочу.

— Дождешься, Галякин! Свяжем!

— Попробуйте. Загремите на тот свет.

Решили не связываться с ним. Но гудок, срочно нужен гудок! Пройдет еще час, от силы два, и энтузиазм рабочих начнет падать, тем более, что члены комитета мастерских, меньшевики и эсеры, времени даром не теряли, запугивали последствиями. На заводе появилось несколько солдат во главе с унтер-офицером.

Делегаты от цехов направились в комитет внутреннего распорядка, но его председателя на месте не было — он дома. Ковригина направляют на поиски председателя, он, дескать, срочно нужен на заводе.

Собрание уполномоченных началось бурно. Меньшевики подняли крик:

— Большевики толкают нас в смуту! Вы знаете — стоит искре упасть в горючее… А взрыв глушат силой!

От большевиков выступил Зозуля.

— Запугиваете, господа? А мы пужаные! Неужели вы не понимаете, что хоть иногда нужно подумать об общем деле, а не только о куске хлеба и рубашке?

— Ишь, радетель выискался! Без тебя разберемся!

В это время появились представители завода «Аксай»; они предлагали выступить вместе, дать в одно время гудок и оставить завод.

Романов, Ковригин, Зозуля, Иванов понимали, что для открытого выступления нет ни сил, ни подходящих обстоятельств. Но механический цех пуст, не идет работа и в других цехах. Нужно, чтобы хоть этот акт был доведен до конца.

Комитет под нажимом большевиков все-таки принимает решение: потребовать от администрации дать гудок в честь 1 Мая. Делегация направляется к начальнику мастерских.

Хмурым, неприступным казался начальник. В глубине души он даже был удивлен, что делегация явилась так поздно, он, зная от шпиков настроение подавляющей массы рабочих, думал, что все произойдет раньше и понимал, что правильным будет одно решение: сегодня уступить. Ведь дело в цехах все равно стоит, сопротивление разожжет страсти. А так — пожалуйте, господа рабочие, сегодня празднуйте, а завтра — гони три шкуры.

Начальник устало слушал путаную скороговорку председателя комитета, не перебивая и не поднимая глаз. Только один раз, когда в речи председателя прозвучало слово «требуем», он поднял голову, обвел всех внимательным цепким взглядом и сказал:

— Вы можете просить. О требованиях не может быть и речи.

— Да, да, господин начальник, просим вашего разрешения!

— Требуем! — пробасил Зозуля. — Чего там — просим! Мы не дамочку уговариваем. Не разрешите — сами дадим гудок!

На него зашикали, как на неприлично ведущего себя ребенка. Начальник сделал вид, что не расслышал слов Зозули, поднялся, оперся ладонями в стол:

— Хорошо, господа. Я не возражаю. Гудок будет в десять.

Гудок плыл над мастерскими, над всем поселком. Казалось, он взлетел высоко в голубое весеннее небо. И трепетно звал всех к единству, к сплочению.

Мастерские быстро опустели. На Темерник пришел Первомай.

В этот день Александр Абросимов возвращался домой. Накануне он был в Харькове, который чистился, прихорашивался, готовился к празднику. Как хотелось остаться здесь, где свободно реют алые знамена, где звучат революционные песни.

Но и так много потеряно времени. Больше недели заняли поиски Донбюро. Через разливанное море махновщины пробраться было не просто.

В Козлове, в разведотделе Южного Фронта, руководитель агентуры Панкратьев заставил учить все директивы наизусть, неоднократно проверил твердость запоминания. Здесь же Абросимову вручили несколько шифровок, среди них была одна, в которой Ростово-Нахичеванскому комитету рекомендовалось воздерживаться от преждевременною выступления. Восстание возможно только при непосредственном, приближении Красной Армии. В общем, до особою указания.

В Харькове ему выдали 600 тысяч рублей, но здесь же Саша узнал, что часть членов Донбюро уже переехали в Миллерово, часть — в Бахмут. Казалось, что победа близка.

Но когда Абросимов добрался наконец в Мариуполь, сюда уже донеслась нерадостная весть, что белые перешли в наступление на Севере. Деникин объявил крестовый поход на Москву. Он направил конницу Мамонтова и Шкуро в тыл красным. Вся южная белогвардейщина радостно вздохнула: наконец-то нашелся человек, который объединил разрозненные усилия, чтобы нанести окончательный удар по советским войскам.

Саша понял: нужно торопиться, видимо, назревают большие события, всем необходимо быть на месте.

Из Мариуполя Абросимов решил добираться домой тоже морем. Договорился в порту с хозяином одного баркаса, которому позарез нужно было в Таганрог.

— С радостью доставлю! Но пропуск!..

— Пропуск будет, — успокоил Абросимов. Он упаковал деньги и шифры в клеенчатую сумку — мало ли что случится в пути, тем более в море!

И, действительно, в море их остановил катер белых. Хорошо, что в числе охранников не было знакомых: вдруг кто-нибудь из прежних запомнил его лицо, тогда не выпутаешься. Пропуск у Абросимова был не только на выход в море, но и на поездку в Ейск из Таганрога, у охраны он нс вызвал никакого сомнения. Начальник патруля приказал обыскать катер. Обыск тоже ничего не дал.

Катер умчался. Абросимов вытер пот со лба, прошел на корму и вытянул из воды привязанную за шнур кожаную сумку с деньгами и шифровками. К утру Саша был уже на Курячьей косе, разыскал Забурненко. Тот встретил его, как родного:

— Жив? Вернулся? Молодец! Рассказывай, как там у Советов…

Утром Забурненко отправил связных в Таганрог. И вскоре Штурман встретился с Еленой и Наливайко, за обедом они расспрашивали его о товарищах на земле советской, о настроении людей, о махновцах.

— Эти, конечно, до случая, — говорил Саша, — никто не смотрит на них, как на союзников. Просто лучше, если они не воюют против нас. Уже это — удача. А так — это море анархии, бандитизма.

В Ростове Штурмана тоже встретили радостно: ведь ждали его долго, боялись, что он так и не вернется. Уже готовился к новому путешествию Вернидуб, почти оправившийся после болезни.