Уильям Николсон - Родной берег

Все посмотрели на него с удивлением.

– И что это значит? – спросила Китти.

– Даже не знаю, – ответил Эд. – На голове постоим, на луну повоем.

– Китти могла бы нам спеть, – предложила Луиза, – у нее потрясающий голос. Раньше она солировала в церковном хоре.

Эд бросил на Китти пристальный взгляд:

– Да, пусть Китти нам споет.

Китти покраснела:

– Вам вряд ли понравится.

Эд поднял руку, будто голосуя. Он по-прежнему пристально смотрел на Китти. Поднял руку и Ларри. И Луиза тоже.

– Единогласно, – сказал Эд. – Теперь придется петь.

– А как же музыка? – запротестовала Китти. – Я не могу петь без аккомпанемента.

– Все ты можешь, – оборвала ее Луиза, – я уже слышала. – Ладно, но я не могу петь, когда на меня все смотрят.

– Мы закроем глаза, – предложил Ларри.

– А я нет, – сказал Эд.

– Ну и ладно, – сдалась Китти, – тогда я закрою.

Она поднялась, немного постояла, собираясь с мыслями; остальные с удивлением смотрели на нее, внезапно осознав, что Китти отнеслась к шутке серьезно.

Китти закрыла глаза и запела:

У нее был высокий, чистый, искренний голос. Ларри перевел взгляд на Эда и заметил на лице друга прежде не виданное выражение. «Ну вот, – подумал он, – Эд влюбился».

И, будто очнувшись от сна, Китти открыла глаза и увидела, что Эд смотрит на нее не мигая. Смутившись, она пожала плечами:

– Дальше не помню.

– Мне кажется, ты ангел, – сказал Эд.

– Я на небеса не тороплюсь.

А потом они все лежали на пледе, в пятнах света и тени. Облачка проносились в небе, словно парусники, подгоняемые ветром. А выше их, завывая, пробирался к Лондону одинокий самолет.

– Меня уже тошнит от войны, – прервала тишину Луиза. – Раньше мир был так прекрасен. Теперь кругом сплошное уродство.

– Чем ты занималась до войны, Луиза?

– Ничем особенным. В тридцать девятом, как полагается, вышла в свет. Глупо получилось. Я терпеть не могла, когда меня заворачивали в пестрые тряпки, точно подарок, и заставляли улыбаться скучным дяденькам. А теперь это вспоминается как сказка.

– А я благодарен войне, – признался Ларри. – Она спасла меня от бананов.

– Рано радуешься, – возразил Эд, – бананы до тебя еще доберутся.

Компания отозвалась смехом.

Китти спросила, о чем это они, и Ларри рассказал о своем дедушке Лоуренсе Корнфорде, в честь которого его назвали. Дед основал компанию «Элдерс & Файфс» и придумал голубую наклейку на бананы. Именно он первым разрекламировал эти фрукты и в дальнейшем прослыл банановым королем.

– В начале Первой мировой у нас было шестнадцать кораблей, и адмирал флота призвал деда помочь родине. Дед тогда ответил: «Мой флот – в полном распоряжении моей страны». Тем адмиралом был Людвиг фон Баттенберг, отец Маунтбеттена. Так что я попал в Штаб совместных операций по знакомству.

– У бананов длинные руки, – ухмыльнулся Эд.

– По-моему, замечательный бизнес, – отозвалась Китти. – А многие смеются. Притом что некоторые страны, Ямайка например, выживают только за счет банановой торговли, – сказал Ларри. – Так вот, голубая наклейка в свое время стала настоящим прорывом. Никто и не думал помечать фрукты, пока этим не занялся мой дед. Отыскать подходящий клей и уговорить упаковщиков лепить наклейки оказалось не так-то просто. Но дед сказал: «Наши бананы – самые лучшие, и когда люди это поймут, то будут высматривать голубую наклейку». Так и вышло.

– Теперь компанией управляет его отец, – добавил Эд. – Угадайте, кто следующий.

– К сожалению, отца я несколько разочаровал, – вздохнул Ларри.

– Вроде бы есть такой сорт бананов – «кавендиш»? – спросила Луиза.

– Конечно, – подтвердил Ларри. – Герцог Девонширский вывел их в пакстонской оранжерее Чатсуорт-хауса.

– Мы с ним родственники, – сообщила Луиза.

– Тогда тебе есть чем гордиться. Бизнес моего деда начался с импорта канарских «кавендишей».

– Чем же ты разочаровал отца, Ларри? – спросила Китти.

– Тем, что решил стать художником. Отец надеялся, что я пойду по его стопам и унаследую фирму. Но главным образом он боится, что я не смогу заработать на жизнь.

– У Ларри дар, – сказал Эд.

– Ты моих работ со школы не видел.

– Ну хорошо, тогда у тебя был дар. Советую гнаться за мечтой.

– Порыв и слава, да, Эд?

– Бей сильней, рази глубже. – Его слова, произнесенные в небрежной манере, лениво повисли в воздухе.

Поскольку Эд похвалил его талант, поскольку они лучшие друзья и ничего уже не изменить, Ларри решил поступить как хороший парень. Лишь бы задушить глупую тоску в груди.

– Может, покажешь Китти Маунт-Каберн, Эд? А мы с Луизой останемся и поболтаем о «кавендишах».

– Я видела Маунт-Каберн, – отозвалась Китти.

– Так то снизу, а если подняться на вершину… – возразил Ларри.

Эд вскочил с пледа.

– Что ж, пойдем, – обратился он к Китти. – Почему бы и нет?

Китти послушно встала.

– Ну ладно, – согласилась она, – надо так надо.

И они исчезли в лесу на склоне холма.

– И что это было? – спросила Луиза, когда Эд и Китти отошли достаточно далеко.

– Эд запал на нее, – ответил Ларри. – Ему нужно побыть с ней наедине.

– И добрый дядюшка Ларри все устроил.

Судя по голосу, Луиза сразу сообразила, что именно он сделал и почему.

– Уж лучше буду добрым дядюшкой Ларри, чем надутым злюкой.

– Ну и правильно, – согласилась Луиза. – Надеюсь, он все поймет.

Ларри вздохнул:

– Да он и так все понимает.

Они полежали, не произнося ни слова, а потом Луиза села, обхватив колени руками, и взглянула на Ларри сверху вниз:

– А ты неплохой парень.

– Ну да, – согласился Ларри. – Не повезло.

– Ты тоже в Китти влюблен. Угадала?

– А что, должен?

– Да просто в нее влюблены абсолютно все. Не вижу причин исключать тебя из списка.

– Ну, пусть так.

– Она хорошая. Не то чтобы она как-то специально соблазняет мужчин… Но, говорит, ей уже семь раз делали предложение. Семь!

– И она до сих пор не согласилась.

– Пока нет.

– Интересно, чего она ждет.

– Бог ее знает. Мне кажется, ей нужен человек, который сам за нее все решит. Ты можешь просто взвалить ее на плечо и унести.

Ларри это предложение развеселило.

– Эд меня убьет, – улыбнулся он. – Он ее первый увидел. – О господи, ну и что? На войне все средства хороши – или как там? Но давай не будем о Китти. К ней приковано столько внимания, что иногда меня начинает поташнивать. Тем более что у меня есть вопрос.