Уильям Николсон - Родной берег

– Господь тебя не накажет, если ты меня любишь.

– Я люблю тебя, Нелл. Я люблю тебя. Люблю тебя.

Он чувствовал, как с каждым повторением этой фразы, с каждым ударом пульса, с каждым повторением этого грубого слова любовь нарастает и крепнет, пульсируя во всем теле нестерпимым восторгом. Принимая его все глубже, она шептала: «Вдуй мне, Лоуренс. Вдуй мне».

И вот он уже внутри, окутанный сладким теплом, и понимает, что больше не может сдерживаться. Желание полностью овладело его существом и ищет возможности взорваться, вырваться наружу.

– Не могу, – бормочет он, – не могу…

– Давай, Лоуренс, – шепчет она в ответ. – Давай. Давай.

Он ныряет в нее и выныривает и ныряет снова, чтобы в следующий миг едва не потерять сознание от нестерпимого наслаждения, пронизавшего все тело.

Теплыми ладонями она гладит его по спине:

– Тише, тише.

– О Нелл.

– Тебе понравилось?

– О господи! Как в раю побывал!

– Я рада. Я хотела, чтобы тебе понравилось.

Он лежал на ней, беспомощный, обессиленный, бесчувственный, покуда бешено колотящееся сердце не вернулось в привычный ритм. А потом бросился целовать ее – горячо, восхищенно и благодарно.

– Ты чудесная, великолепная, ты совершенство.

– Милый Лоуренс.

– Я ни с кем и никогда подобного не испытывал.

– Это потому, что ты благочестивый католик.

– Больше нет.

– Католик, католик. Это ничего не меняет. Исповедался, и все.

– Но я бы хотел повторить.

– Конечно, повторим, – заверила Нелл, – это только начало.

Она накинула его халат и отправилась наверх в общую ванную. Ларри медленно одевался в зеленоватом свете комнаты.

– У тебя ведь и до этого были парни? – спросил он Нелл, когда та вернулась и стала надевать белье на стройное тело.

– Если и были, то что?

– Ничего, я только рад, что ты выбрала меня.

Ларри в самом деле не ревновал ее к тем, кто был в прошлом. Он испытывал лишь громадную благодарность за то, что эта благодать выпала и ему.

– В шестнадцать у меня был парень, – призналась она. – Не парень даже, мужчина. Многому меня научил. Ему нравилось, когда я грязно выражаюсь. Добрый был.

– Что с ним случилось?

– Война. Он умер.

Это поразило Ларри – и обрадовало. Как ужасно пережить и любовь, и утрату в ранней юности! Зато теперь Нелл полностью принадлежит ему.

– Как грустно!

– Мне тоже было грустно, – улыбнулась она, – но теперь есть ты.

– Но почему – я? Такая красавица, как ты, может заполучить кого пожелает.

– Нашел красавицу, – отмахнулась Нелл. – Но ты прав. Если я захочу мужчину, я заполучу его. С мужчинами сложностей нет. А вот с хорошими людьми – сложнее. Мне кажется, что ты хороший человек, Лоуренс.

– Потому что я католик?

– Потому что ты добрый. Большинство людей злые. А ты нет.

– Ты прекрасна, Нелл.

– Потому, что я дала себя трахнуть!

– Нравится мне, как ты говоришь это слово.

– Слово? – ехидно ухмыльнулась она. – Что за слово, Лоуренс?

– Трахнуть. – Он покраснел.

Гарри Эйвнелл состоял в клубе «Тревелерз», что на Пэлл-Мэлл. Не самый лучший клуб, как, впрочем, многое в его жизни, но для членства в «Уайтс» у него не хватало ни связей, ни состояния. А «Тревелерз», по крайней мере, расположен в приличном районе. Директор пивоваренной компании «Марстонс», Гарри Эйвнелл все же ощущал себя деревенским сквайром, хозяином небольшого поместья на реке Дав. Усадебный дом в стиле королевы Анны был обставлен, что называется, со сдержанной роскошью. Каждый предмет, от подставки для зонтиков в холле и до хрустального графина на буфете в столовой, являлся лучшим в своем роде. Потребности обитателей Хаттон-хауса всегда превышали доходы, но лишь в той степени, какая требует определенной бережливости – которая и Гарри, и его жене давались без особых усилий. О жизненных принципах Гарри говорила его одежда: костюмы из самой добротной ткани, какую можно сыскать на Сэвил-роу, можно было носить всю жизнь. Что до Джиллиан Эйвнелл, она хоть и одевалась безупречно, но в остальном предпочитала экономить, проводя за молитвой больше времени, чем за туалетным столиком. Джиллиан была набожная католичка, в отличие от мужа, не признававшего вообще никакой религии: Гарри называл себя стоиком, восхищался Марком Аврелием и превыше всего ставил умение владеть собой.

Гарри Эйвнелл прибыл в город похлопотать за сына. Эд сумел отличиться на войне, а вот теперь у него жена и ребенок, но ни работы, ни денег. В двадцать восемь мужчине полагается уверенно делать карьеру, но Эд даже не обратился к отцу за помощью. Поэтому Гарри решил сам найти местечко для сына. У Джока Колдера, с которым его связывал бизнес, тоже оказался сын, который нуждался в отцовской поддержке. Человек небедный, Колдер решил помочь своему мальчику наладить импорт французских вин. Юноша не возражал, но в двадцать лет нелегко принять на себя личную ответственность за компанию. Необходим партнер. Гарри Эйвнелл предложил своего сына: он старше, можно сказать, проверен в бою и хочет наконец заняться делом. В винах он мало что смыслил, это да, но учиться никогда не поздно. А Крест Виктории, которым, разумеется, никто не хвастается, не так воспитаны, все равно для молодого бизнеса явный плюс.

Джок Колдер был склонен согласиться, его сын Хьюго сказал, что готов попробовать. Слово оставалось за самим героем войны.

Гарри сидел на голубом клубном диване в дальнем конце малой столовой, попивая «Эрл Грей», когда вошел Эд и махнул ему рукой. С тех пор как сын вернулся из плена, Гарри виделся с ним только раз, когда тот переночевал в Хаттоне, и теперь чувствовал себя неловко.

Он жестом указал сыну на диван напротив и предложил чаю.

– Как там Китти? Как наша внучка?

– Великолепно. Памела становится весьма решительной барышней.

– Вы все еще живете в поместье?

– Пока да. Как мама?

– Хорошо. Ты бы все-таки черкнул ей пару строк. А лучше приезжай в гости. Ты ведь знаешь, она в жизни ничего для себя не попросит, но подобные вещи для нее очень важны.

– Да, конечно. – Взгляд Эда скользил по аллее за окном. – Что новенького в Хаттоне?

– Живем потихоньку. – Гарри отставил чашку. – Я, собственно, вот о чем хотел с тобой поговорить, Эд. Подвернулась одна возможность – думаю, она может тебя заинтересовать.

Предложение Эд выслушал с непроницаемым лицом. А вместо расспросов об условиях партнерства и ожидаемой выгоде чуть пожал плечами и снова уставился в окно:

– Видимо, придется чем-то заняться.

– Эд, возможность отличная, – горячился мистер Эйвнелл. – Ты станешь полноправным партнером, не вложив и пенни.

– Похоже, что так.

– Естественно, все будет зависеть от того, поладите ли вы с Хьюго.