Уильям Николсон - Родной берег

Ее прекрасные глаза сияли. Джеральдина притянула его к себе и поцеловала так страстно, как никогда в жизни.

После того дня Ларри уже ничего от нее не требовал. Она исполняла каждую его прихоть еще старательнее, чем прежде, даже если он ничего не просил. Заметив, что каждое утро между Ларри и его отцом происходит молчаливая борьба за газету «Таймс», Джеральдина выписала дополнительный номер: простое решение, не пришедшее в голову ни одному из них. Она заранее узнала о дне рождения Куки и сделала той небольшой подарок от имени Ларри. Выучила имена вспомогательного персонала в головном офисе «Файфс» – вахтеров, уборщиков, младших секретарей – и время от времени упоминала их, зная, как это нравится Ларри. Чуть ли не прежде его самого она улавливала, что старая фронтовая рана вот-вот разболится, и заранее приготавливала анальгетики. Прекрасно чувствуя ситуацию, тактично оставляла мужа в одиночестве, когда он хотел написать письмо или почитать книгу. Никогда его не критиковала, не перебивала, не отпускала колкостей, которыми порой обмениваются мужья с женами. И она всегда, абсолютно всегда прекрасно выглядела.

Корнфорд-старший ее обожал. Коллеги в головном офисе были влюблены через одного. Ларри завидовали, но сам он с трудом отгонял черные мысли.

Он понимал, что винить Джеральдину нельзя, и все же винил. Знал, что в любви физическая близость не главное, но по-прежнему ее жаждал. Уговаривал себя: это голос низменной, животной природы, нужно быть выше. Вспоминал служителей церкви, монахов Даунсайда, которые дали обет безбрачия и посвятили жизнь Господу. Ларри восхищался ими, хотел им подражать, но тело его болело от неутоленного желания.

Он не имел права винить Джеральдину – и все же винил. Всякий раз, слыша, как ему повезло с женой, Ларри вздрагивал, укоряя себя, что недостаточно ценит Джеральдину. Но что он может сделать? Где-то в глубине души, куда не дотянуться ни вере, ни логике, поселилась уверенность: Джеральдина могла бы любить его сильнее, не только душой, но и телом, однако отказалась от этого по собственной воле. И теперь, судя по всему, вопрос для нее решен.

– Давай не будем это обсуждать, милый. Я чувствую себя такой жалкой. Мы просто должны запастись мужеством.

А самое ужасное было в том, что при всей своей заботливости Джеральдина, похоже, даже не догадывалась, чего ему это стоит. Во время считаных попыток серьезно поговорить «жертва» Ларри сводилась к детям, которых у них не будет. Возможно, Джеральдина не упоминала о половом наслаждении, потому что стеснялась. Но что, если она о нем вообще не догадывается? В таком случае ей просто не понять, чего он лишен. Да, она наверняка слышала и о любовницах, и о заведениях с дурной репутацией. Но ведь у мужчин есть и другие увлечения, недоступные женщинам. Они играют в крикет и курят сигары. Мужчина может курить, но, если здоровье жены потребует, он конечно же благородно откажется от этой не слишком приятной привычки.

А если Джеральдина и правда не знает, на какие страдания обрекает собственного мужа, это снимает с нее немалую часть вины – но не утишает его гнева. Гнева, которого Ларри боялся и стыдился. Чем нежнее к нему была Джеральдина, тем сильнее корил он себя за неблагодарность и эгоизм. Но чем больше злился на себя, тем сильней хотелось выместить накопившееся на жене. Преследуемый фантазиями о насилии, он начинал бояться сам себя.

Он припомнил, как в темной иденфилдской церкви Эд кричал ему: «Секс – это чудовище, Ларри!» Вспомнил голую Нелл в своих объятиях: «Если ты мне вдуешь, Господь тебя накажет, Лоуренс!» Он помнил электризующую дрожь, что прокатывалась каждый раз, когда она произносила это «вдуешь». Тогда он не боялся наказания Божьего. Ведь секс тоже от Бога. Но возможно, теперь Господь его карает.

Желание – вещь слишком сильная, его надо сдерживать. Подсознательно это понимают все мужчины: если дать волю этой силе, они носились бы как одержимые и вдували, вдували и вдували . Здесь нет любви, лишь голод. Это темная сторона любви, а возможно, вообще не любовь. Возможно, ее противоположность. А значит, Джеральдина права и секс не так уж важен. Можно прожить достойно и без него.

Но почему признание этой мысли казалось слабостью? Потому что так оно и есть. Всю жизнь в Ларри боролись два противоречивых желания: быть нравственным – и быть мужчиной. Но нравственного себя он сам воспринимал как слабого. А настоящий мужчина силен. Множество раз Ларри ощущал собственную слабость, острее всего – тогда, на пляже Дьепа. Лишь однажды он повел себя действительно достойно: в братоубийственном пожаре разделенной на части Индии, когда прикрыл раненого друга. Тогда, чувствуя восторг и облегчение, в одежде, испачканной кровью товарища, он мчался, чтобы подарить свою непорочную любовь женщине, которая ценила его как нравственного человека, но не как мужчину.

Эти мысли сводили Ларри с ума. Хотелось топнуть ногой и закричать: я мужчина! Как в подобных обстоятельствах повел бы себя мужчина? Предъявил бы свои права. Удовлетворил бы свои желания.

Думаешь, ей понравится, если я ее изнасилую?

Голос Эда эхом донесся из прошлого.

«Нет, ей не понравится. И мне тоже. Я все равно не смог бы этого сделать. Я слишком нравственный и слишком слабый».

Ларри все чаще задерживался на работе. Изучал историю фирмы, пытаясь вникнуть в основные факторы, влияющие на успех и неудачи. Как всякий новичок в давно состоявшейся компании, он верил, что сможет найти лучший способ ведения дел. И мечтал о дне, когда, возглавив «Файфс», он откроет новую эру надежности и процветания.

Ларри поделился своими соображениями с отцом:

– Что самое трудное в торговле бананами? Нестабильность поставок. Бывают годы, когда нам нечем заполнять трюмы, но флот распускать нельзя. Нас губят налоги. Мы обязаны сохранять уровень поставок. И в итоге все упирается в производителя. Если он сможет предотвращать эпидемии, если будет быстро восстанавливать плантации после ураганов, если наилучшим образом организует сбор и упаковку, если станет не меньше нашего заботиться о качестве – что ж, тогда поток поставок будет куда надежней, не так ли? И потому с экономической точки зрения разумно заставить его считать компанию своей. Как нам это сделать? Как объяснить, что все мы трудимся ради единой цели? Те же привилегии, которые есть у наших сотрудников здесь, должны быть и у рабочих Ямайки, Канар и Камеруна.

Уильям Корнфорд медленно кивнул, что совсем не означало согласия.

– То, что ты предлагаешь, стоит денег.

– Конечно. Но мой метод позволит компании заработать еще больше. Сотрудники, получающие деньги из фонда заработной платы, заинтересованы в развитии компании, а значит, работают больше и старательнее, помогают делу собственными знаниями и изобретательностью. Они не будут устраивать забастовки или болеть – они будут наслаждаться плодами своих трудов, а в итоге все мы окажемся в выигрыше!