Алла Хемлин - Заморок

Фамилия Марика была Леваков. Марику на улице некоторые дети завидовали, что у него фамилия русская. Я тоже завидовала. У нас украинские фамилии почти что у всех людей. А про русские фамилии считалось, что такие красивéй.

Я спросила у мамы Тамары, или можно нашу фамилию сделать, чтоб тоже была русская — хоть Леваковы. Мама Тамара сказала, что Леваковы и близко не русские, что они евреи, что мне еще рано говорить про такие стыдные вещи.

Конечно, я тогда про себя не знала и замолкла. А так — я уже знала, что стыдно тому, кто говорит стыдные слова, а еврей — это стыдное слово. От мамы Тамары и знала.

А фамилия Веры была Михальчук. Я для себя подумала, что она тоже еврейская, раз Леваков такой. Если б она была не еврейская, про них бы не говорили «жених и невеста».

Да.

Копочки у меня сложились хорошо. Не много, а хорошо.

Марик и Вера сказали, что у меня копочек насобиралось больше всех, что я счастливая, что надо еще счастье подманить. Сказали, что подманивают счастье на сладкое.

Я сказала, что у нас дома сахара — целый мешок, что я хоть сейчас принесу сколько скажут.

А Марик и Вера сказали, что счастье лучше приманивается на шоколад.

А я ж и не понимала правильно, что такое шоколад.

Марик сказал, что Марик как друг сделает мне одолжение — сам по себе пойдет в магазин и моими копочками подманит мне счастье.

Через сколько-то дней на переменке Вера сказала, чтоб я пришла после школы до уборной. Там было так: с одной стороны — стенка уборной, а с другой — забор на улицу. Это считалось место, чтоб обсуждать без чужих.

Я пришла, и Вера пришла тоже. И Марик.

Марик говорит:

— Ой же и наделала ты мне делов!

Конечно, я спугалась.

А Марик говорит:

— Меня милиционер за шкирку хотел словить. Я не дался!

Марик рассказал.

В магазине Марик приценился на шоколадные конфеты и взялся думать, на сколько хватит. А гроши получились на целую жменю. Конечно, Марик не удержался, просыпал. Раскатилось по всему-всему полу. Марик давай собирать. А тут милиционер. Видит, школьник в пионерском галстуке по углам выскребает. Милиционер спросил, зачем Марик такое делает, и кинулся Марика ловить за шкирку. Марик как-то выкрутился с рук милиционера и убежал.

Я заплакала и запросила у Марика прощения. Марик же за моим счастьем пошел, а не за своим, за мое счастье и пострадал. Страх!

Марик и Вера приказали мне вы́сикать нос и чисто вытереться.

А Марик от себя сказал, что хоть я перед другом виноватая, друг меня прощает, потому что счастье — есть счастье, и за него нужно биться. Еще Марик сказал, что Марик мне и дальше будет друг и на дальнейшую дружбу даст в эту самую секундочку доказательство.

Марик взял с своего кармана шоколадную конфету в фантике и сказал:

— На свои купил! Кушай!

Так получилась у меня первая-первая шоколадная конфета.

Конечно, я спросила про мое счастье. Марик мне сказал, что мое счастье никуда не потерялось, что надо опять насобирать копочки.

Потом толкучку перенесли дальше, под самую Александровку. Потом я уже перестала быть дурной.

Да.

Это самое детство вспомнилось мне потому, что я увидела знакомую по Марику и Вере конфету «Мишку». А так я Марика и Веру не вспоминала. Жених и невеста. Я ж в ту секундочку, когда про все-все такое думала, считай, тоже была невеста. Пускай и мой жених про это не знал. Верней, мой жених знал, а не понимал себе.

Да.

Я подумала, что ничего-ничего, что я своему жениху все-все объясню, что мне ж, когда объясняют, я хорошо понимаю, что и мой жених пускай поймет себе тоже.

Да.

Про конфеты в сумочках.

«Мишки». Про «Мишки» я уже рассказала.

Были и с киевских — шоколадка «Детская», смоктушки. Были еще орехи. И вафли были тоже. С белой срединой. Я больше люблю не с белой. А тут — с белой. И другие с шоколада положили.

До чего ж люди детям на Новый год ничего не пожалели!

Конечно, мы себе ничего не взяли, оно ж все по отчетности.

Степан Федорович сказал:

— Мы рю́мсать носом за конфетами не будем! Так, девчата?

Мы ему ответили:

— Не будем!

А Степан Федорович нам:

— Сами схи́тримся-уго́стимся! Кто-то ж обязательно не придет, люди всегда обязательно не приходят.

Мы все посмеялись и понадеялись на людей.

Я 1 января была сильно красивая, потому что с вечера не праздновала ни Новый год, ни ничего не праздновала.

Некоторые любят, чтоб на Новый год обязательно праздновать. Катерина рассказывала, что Катерина на Новый год всегда пьет шампанское.

По правде, я шампанское не знаю. Я знаю, что шампанское похоже на шипучку. Шипучка — это если взять воду, соду и уксус. Получаются бу́льки, как в газировке. Есть такие, которые любят шипучку. Мне не нравится.

Про шампанское Мурзенко мне сказал, что я похожая на шампанский ранет, что это сильно вкусное яблоко и лежит долго-долго, лежкое получается и красивое-красивое.

Да.

Я наметила себе выспаться и быть красивой-красивой. Конечно, я красивая всегда, годы еще не берут у меня свое, пускай я и недосплю. А когда доспишь, тогда лучше даже для молодой. Я это вижу и на себе, и на других вижу тоже.

По правде, доспать мне было тяжко-тяжко. Первое. Опять у меня было волнение. А я от волнения просыпалась сколько-то. Я про это уже говорила. Потом. Я на прическу одела сеточку, так от сеточки просыпалась тоже. Я ж сеточку себе купила.

Да.

Про волнение.

Я от волнения просыпалась больше. Я специально решила не волноваться, а оно волновалось.

1 января — такой день, когда всегда хочется в новую жизнь. Я наметила, что случится и у меня новая жизнь.

Я подумала, что Александр Иванович должен стать во главе утренника, сказать деткам хорошее.

Я еще раньше спросила, будет Александр Иванович выступать или не будет. У Степана Федоровича и спросила. Вроде я хочу узнать, как было в прошлом году. Получилось, что так и было — с Александром Ивановичем во главе. Отсюда у меня и волнение.

Да.

1 января получилось так.

Ночью нападал снег. И утром снег падал тоже. Я подумала, что ничего, взяла — раз! — и накрасила себе ресницы. Берешь на палец краску с баночки и ведешь по ресницам, потом пудрой, потом опять краской. Пудра у меня «Кремль», она лучше подходит, потому что мелкая-мелкая. Если ресницы у человека сами по себе густые, получается красивый заборчик. У меня ресницы густые. И брови густые тоже. Брови я не накрасила. Мне не надо. Брови у меня черные и без ничего.

А Катерина и брови себе наводила тоже. Волосинки одна от одной — не добежишь, чернота прямо по шкуре идет. Я хорошо присмотрелась и увидела, что идет.

Конечно, с расстояния Катерину можно засчитать за красуню. Надежда и с расстояния б красуней не засчиталась. Кроль и кроль.

А еще есть женщины называются «моль». Надежда — кроль. А есть — моль. Я моль сколько захочешь видела. Мы с мамой Тамарой когда зимнее перетряхивали, всегда выскакивала моль. Моль жрет мех, и шерстяную нитку жрет тоже. Меха у нас в доме не было. А шерстяная нитка была — носки и прочее было, и пальто. У нас с мамой Тамарой телогрейки, которые фуфайки были тоже. В хозяйстве ж пальто спортишь, а фуфайка годная для всего на свете. По правде, я после мамы фуфайки выкинула.